Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

По совести говоря, я тоже не произвела на него хорошего впечатления. Иногда такое случается. Мы договорились пообедать в одном недурном ресторанчике: Алан, Чарльз и я. Весь день шел дождь, буквально лил как из ведра. У меня была встреча на другом конце города, вызванное такси не приехало, пришлось бежать полмили на высоких каблуках. Я явилась с опозданием, волосы прилипли к лицу, из-под промокшей блузки просвечивал бюстгальтер. Плюхнувшись на стул, я залпом выпила бокал вина. Мне отчаянно хотелось курить, и от этого внутри кипело раздражение. Помнится, я высказала дурацкую придирку к одной из глав в книге, где писатель собрал всех подозреваемых в библиотеке. Я утверждала, что это распространенное клише, но, вообще-то, момент был не лучший, чтобы говорить об этом. Позже Чарльз устроил мне настоящую взбучку, и поделом. Мы запросто могли потерять автора, а нашлось бы немало других издателей, которые ухватились бы за эту книгу, да еще с прицелом на серию.

Вышло так, что Чарльз взял инициативу на себя, повел переговоры и в итоге сам стал работать с Аланом. Стоит отметить, что именно Чарльз посещал все книжные ярмарки: Эдинбург, Хей-он-Уай, Оксфорд, Челтенхем. Внешние контакты были за ним. На мою долю оставалась работа: редактировать книги при помощи хитрой программы. Это означало, что нам с Аланом не было нужды встречаться лицом к лицу. Забавная мысль: мы сотрудничали одиннадцать лет, а я ни разу не бывала у него дома — немного несправедливо, учитывая, что в некотором смысле куплен он был благодаря мне.

Разумеется, я видела его время от времени, когда он приходил в издательство, и вынуждена признать, что чем дальше продвигался

Конвей по пути успеха, тем привлекательнее становился внешне. Он обзавелся дорогой одеждой. Стал посещать спортзал. Ездил на «БМВ ¡8». В те дни всем авторам приходилось играть роль медийных лиц, и вскоре Алан Конвей стал завсегдатаем в студиях таких программ, как «Книжное шоу», «Писательское дело» и «Время вопросов». Он посещал вечеринки и церемонии награждений. Выступал в школах и университетах. Когда Алан обрел славу, ему стукнуло сорок, и словно лишь тогда он и начал жить по-настоящему. Произошли с ним и другие перемены. На момент нашего с ним знакомства он был женат и имел восьмилетнего сына. Но этот брак долго не протянул.

Читая это все, вы могли подумать, будто я разочарована и досадую на его успех, который в значительной степени был достигнут благодаря моим усилиям. Но это вовсе не так. В действительности мне не было дела до мнения Алана обо мне. Я с удовольствием предоставляла ему и Чарльзу красоваться на литературных фестивалях, а сама тем временем делала настоящую работу: редактировала тексты и готовила книги к выпуску. В результате именно это приносило мне удовлетворение. И правда в том, что я искренне любила эти книги. Я выросла на Агате Кристи, а в самолете или на пляже для меня нет ничего лучше, чем почитать хороший детектив. Я посмотрела по телевизору все до единой серии «Пуаро» и «Чисто английских убийств». Я никогда не строю догадок и жду не дождусь, когда сыщик соберет всех подозреваемых в одной комнате и, словно фокусник, извлекающий из воздуха шелковые платочки, разложит все по полочкам. Так что в строке «итого» значилось следующее: я была поклонницей Аттикуса Пюнда, но не ощущала необходимости быть одновременно поклонницей Алана Конвея.

После ухода из кабинета Чарльза мне предстояло сделать несколько звонков. Так или иначе, еще прежде, чем полиция узнала про письмо, как-то просочились сведения о самоубийстве Алана, и журналисты сразу взяли след. Друзья по книжному бизнесу обращались за помощью. Букинистический магазин на улице Сесил-Корт хотел знать, не осталось ли у нас подписанных экземпляров, чтобы выставить их на витрине. Я много думала об Алане тем утром, но еще больше думала о детективном романе с отсутствующей развязкой и, если уж на то пошло, про летний издательский план, в самой середине которого зияла огромная дыра.

После обеда я вернулась, чтобы повидать Чарльза.

— Я говорил с полицейскими, — сказал Чарльз. Письмо все так же лежало перед ним, рядом с конвертом. — Они пришлют за ним человека. Сказали, что мне не следовало к нему прикасаться.

— Не представляю, как ты мог понять, что там, не открыв его.

— То-то и оно.

— Они сообщили тебе, как он это сделал? — спросила я. Под «это» я имела в виду «убил себя».

Чарльз кивнул:

— К дому у него пристроено нечто вроде башни. В последний мой приезд, это где-то в марте или в апреле, у нас с Аланом зашел про нее разговор. Я ему сказал, что это опасно. Верхняя площадка там обнесена только низкой стеной, ограждения никакого нет. Забавно, но, едва услышав про несчастный случай, я сразу подумал, что он, верно, свалился с той проклятой штуковины. Но теперь выглядит так, что он спрыгнул.