Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

— Мне не хотелось бы причинять вам неудобства... — промолвила я.

— Задавайте любые вопросы, Сьюзен. — Она улыбнулась. — Мы расстались шесть лет назад, и прошлое меня больше не тревожит. Да и с какой стати? Разумеется, в свое время было тяжело. Я искренне любила Алана и не хотела его терять. Но странное дело... Вы замужем?

— Нет.

— Когда муж бросает вас ради другого мужчины, от этого как-то легче, что ли. Думаю, будь это женщина моложе меня, я бы сильнее злилась. Когда Алан признался про Джеймса, я поняла, что это его проблема. Если это проблема. Раз его чувства таковы, мне себя винить не в чем.

— Вы замечали в нем подобные наклонности, пока были женаты?

— Если вы насчет сексуальных предпочтений, то нет. Вовсе нет. Фредди родился через два года после нашей свадьбы. Я бы сказала, что у нас были нормальные отношения.

— Вы обмолвились, что ваш сын воспринял развод тяжелее.

— Верно. Когда Алан ушел, Фредди было тринадцать, и что хуже всего, газеты раздули историю, и ребята из школы прочитали о ней. Конечно, мальчик стал предметом насмешек. Сын папочки-гея. В наши дни, думаю, было бы проще. Жизнь так быстро меняется.

В ней совершенно не чувствовалось обиды. Удивленная, я сделал в уме зарубку вычеркнуть ее из списка подозреваемых, составленного накануне. Мелисса пояснила, что развод прошел мирно, Алан дал ей все, что она хотела, и продолжал поддерживать Фредди, хотя супруги и не общались. Он образовал доверительный фонд для обучения сына в университете, а помимо этого, как упомянул Джеймс Тейлор, оставил деньги по завещанию. Сама Мелисса работала неполный день — была учителем на подмену в соседнем Уорминстере. Но денег на счете в банке у нее хватало, и работа не являлась необходимостью.

Мы довольно долго поговорили про Алана как писателя — я ей сказала, что меня интересует именно это. Мелисса знала Алана в самый интригующий период его карьеры: борьба, первая публикация, приход славы.

— Все в Вудбриджской школе знали, что он хочет стать писателем, — сообщила она мне. — Он отчаянно к этому стремился. Только об этом и говорил. У меня, вообще-то, были отношения с другим учителем, но все кончилось, когда Алан поступил в школу. Вы еще общаетесь с Андреасом?

Мелисса задала вопрос так непринужденно, что не заметила, мне кажется, как я застыла. Давным-давно, во время издательских мероприятий, мы болтали, и я обмолвилась, что знакома с Андреасом, но то ли я не сказала ей, что мы теперь вместе, то ли она забыла.

— С Андреасом? — переспросила я.

— Андреасом Патакисом. Он преподавал латынь и греческий. У нас с ним был жаркий роман, который продлился около года. Мы были без ума друг от друга. Ну вы же представляете средиземноморский темперамент. Боюсь, я скверно обошлась с ним в итоге, но, как я уже сказала, было в Алане нечто, что больше меня устраивало.

Андреас Патакис. Мой Андреас...

Все фрагменты картинки сложились вдруг воедино. Так вот почему Андреас не любил Алана и возмущался его успехом! Вот почему в тот воскресный вечер он отказывался назвать мне причину своей досады на Алана. Как мог он признать, что до меня встречался с Мелиссой? Как бы я восприняла эту новость? Расстроилась? Получила его как товар из вторых рук? Нет, это чепуха. Андреас дважды был женат. Женщин в его жизни хватало. Это я и так знала. Но чтобы Мелисса... Я поймала себя на мысли, что вижу ее совершенно в другом свете. Она казалась теперь гораздо менее привлекательной, чем прежде: слишком тощая, даже похожая на мальчика — такая лучше подходит Алану, чем Андреасу.

Мелисса тем временем не останавливалась, продолжая рассказ про Алана:

— Книги я очень люблю, и он мне был интересен. Никогда не встречала такого увлеченного человека. Алан постоянно говорил про сюжеты и идеи, о книгах, какие прочитал и какие собирается написать. Он окончил курс в Университете Восточной Англии и был уверен, что это поможет ему совершить прорыв. Ему мало было быть изданным. Алан хотел славы. Вот только заняло это больше времени, чем он ожидал. Я находилась рядом с ним в течение всего процесса: создание книги, редактура, а потом страшное разочарование, когда никто не проявляет к ней интереса. Вы даже не представляете, каково это, Сьюзен, — получать отказы, забирать на почте письма, где шесть-семь сухих строк перечеркивают труды целого года. Впрочем, вы, как понимаю, одна из тех, кто их пишет. Но это ужасно: постоянно писать и в итоге узнать, что никому это не нужно. Страшно разрушительно! Издатели отвергают не только твою книгу, они отвергают тебя, какой ты есть.