Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

Этот корабль не предназначен для пассажиров. Их каюта – закуток в спальном трюме, отделенный от общего помещения тонкой стеной из наспех сколоченных досок, которые вечно трясутся и коробятся на стыках. У них общий вход, налево – дверь в их каюту, направо – кубрик. Урса почти не выходит, а если выходит, то только дождавшись, когда в кубрике будет пусто, но матросы на корабле спят по очереди, и она все равно мельком видит, как кто-то лежит в гамаке, словно в огромном плетеном коконе. Гамаки подвешены так близко друг к другу, что спящие напоминают летучих мышей, теснящихся в темноте. Но хуже всего – ночной шум, громкий храп и другие телесные звуки, без труда проникающие сквозь дощатую перегородку. От этих звуков у Урсы горят щеки, и все напрягается внутри.

Матросы, при всей своей неотесанной грубости, обращаются к ней «госпожа Корнет» и почтительно кланяются при встрече, но в постели с мужем она знает свое истинное место. Сначала ей кажется, что она делает что-то не то. Хотя теперь муж дает ей минутку, чтобы снять панталоны – после их первой ночи, когда он порвал ей белье, – и она поняла, что надо расставлять ноги шире, чтобы не чувствовать себя пойманной в капкан, а волосы стоит закалывать шпильками, чтобы они не попадали ему под руки, – ей все равно каждый раз больно. Даже если потом не идет кровь, между ног постоянно саднит.

Каждое утро, поднявшись с постели, каждый вечер перед сном и после каждой трапезы Авессалом падает на колени и молится с такой истовой сосредоточенностью, что, случись рядом пожар, он бы, наверное, и не заметил, как огонь лижет ему подметки. Он никогда не проявлял к Урсе столько страсти, сколько вкладывает в это занятие. Его губы движутся, беззвучно выговаривая слова, сложенные для молитвы ладони прижаты ко лбу. Урса мысленно проклинает все эти истории о великой любви, которые обожает Агнете, и нежные взгляды, которые мама посылала отцу, и непристойные смешки молоденьких служанок на кухне (пока у них еще были служанки), когда в дом приходил посыльный из бакалеи.

Они ведь знали, что такое любовь? Знали и все время лгали?

Чтобы выжить и не сойти с ума, она старается отстраниться. Еще до рождения Агнете Урса всегда жаждала общения, ни на шаг не отходила от папы, старалась играть в той же комнате, где сидит мама, слишком много болтала, хотя знала, что это рискованно: если докучать взрослым, они рассердятся и прогонят тебя в детскую, к куклам и кубикам. Теперь она учится одиночеству, учится быть незаметной и тихой.

Она почти не разговаривает, открывает рот лишь для того, чтобы что-нибудь съесть: кусочек жесткого мяса, сморщенную морковь, овсяную кашу или вареную рыбу, посыпанную для вкуса свежей зеленью, которая сразу вянет и становится бурой. Во время ежедневной трапезы с капитаном она старается стать невидимой: почти неподвижно сидит за столом, ее губы сжаты в тонкую линию, рот закрыт на замок. Даже когда она молится вместе с Авессаломом, стоя на коленях на голом жестком полу, то произносит «Аминь» тихим шепотом, не громче вздоха.

Бывает, что за все время беседы капитан Лейфссон и Авессалом ни разу не обращаются к Урсе – ни словом, ни взглядом. Капитан говорит по-английски с сильным акцентом, и Урсе приходится напряженно вслушиваться – так же, как к Авессалому, когда тот говорит по-норвежски. Муж любит похвастаться своим назначением на комиссарскую должность: так Урса узнает о нем чуточку больше. Ему тридцать четыре, он самый молодой из всех комиссаров, назначенных губернатором Каннингемом. Они с губернатором земляки, оба шотландцы, хотя Корнеты далеко не столь знатного рода. Его имя упоминалось в присутствии самого короля.

– Почему он призвал именно вас? – интересуется капитан Лейфссон. – От Шотландии путь неблизкий.

– Нам предстоит укрепить позиции церкви в здешних северных землях, – говорит Авессалом с той же страстью, с которой молится Богу. – И уничтожить ее врагов.

– Я уверен, таких там найдется немного, – говорит капитан Лейфссон, поднося чашку ко рту. Урса видит, что он пытается скрыть улыбку. – Там почти никто и не живет.

Урса слушает и старательно запоминает. Ей хочется взять от мужа как можно больше, при этом не отдавая ему всю себя, – и вероятно, когда-нибудь чаша весов склонится в ее пользу, и у нее будет какая-то власть в их союзе. Муж желает ее, это видно, но он так же далек от нежности, как их корабль – от конечного пункта назначения. Возможно, когда они доберутся до края света, они все-таки станут ближе друг другу, но с другой стороны, Урса уже не уверена, что ей этого хочется.