Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

— Пока его тело не обмякло и у меня не появилась уверенность, что я вдова, — сказала она.

В остальном ее рассказ был вполне правдив.

— Я была уверена, что на следующий день полиция задержит нас в аэропорту. Но семья Колыевых не обращается в полицию. Тем не менее, если бы мы сели на более поздний рейс, я уверена, они нас схватили бы.

Мириам с мамой жили у друзей в Стамбуле.

— Пока кто-то не постучал в дверь и не спросил про нас. Друзья мамы поняли, что это люди Колыева, и не осмелились больше нас прятать. Потом мы изъездили всю Европу. Дорого, но преимущество в том, что, пока мы в Шенгенской зоне, не надо предъявлять паспорт. Мы не летаем на самолетах и не пользуемся другими видами транспорта, где есть списки пассажиров. Но два раза они бывали в отелях, где мы жили, и мы только-только успевали уйти. Теперь мы живем в более дешевых гостиницах, где постояльцев не регистрируют в компьютерной базе. Но невозможно вообще не оставлять следов, поэтому это лишь вопрос времени, когда они нас найдут. Они остановят поиски, только если узнают, что искать больше некого. Что я мертва. Поэтому… — Она сглотнула. — Поэтому я попросила маму поехать на пляж Сурриола.

Я тоже сглотнул.

— Ты хотела утопиться.

Она медленно кивнула.

— Чтобы мама была свободна, — сипло выговорил я.

Мириам посмотрела на меня, и по ее выражению лица я сообразил, что все неправильно понял.

— Все должно было выглядеть так, будто я утонула, — сказала она. — Я прекрасно плаваю. В Москве вхожу в университетскую команду. План был такой: привлечь внимание, чтобы были свидетели тому, что у меня возникли сложности, а затем исчезнуть. Я должна была проплыть какое-то расстояние под водой — это я хорошо умею, — а потом к мысу на восточной стороне: там нет дорог и совсем пусто. Я спрятала сумку с одеждой и обувью за скалой, должна была сесть на автобус до Бильбао, где забронировала себе номер под вымышленным именем, и остаться там на неделю. Мама должна была заявить, что я пропала без вести, это напечатали бы в газетах.

— И Колыев прекратил бы охоту.

Она кивнула.

— Но ты так быстро приплыл. Я нырнула и подумала: у нас будет по крайней мере один свидетель, что я утонула. Но ты меня еще и нашел — там, в темноте.

— Из-за купальной шапочки.

— Вот я и не знала, что делать. План рухнул. Потом я подумала, что позволю себя спасти, а в другой день повторю фокус с исчезновением.

— Но вы от этого отказались?

Она кивнула.

— Потому что теперь, когда Питер собирается помочь, вам это не нужно.

Она снова кивнула.

— А про Колыева он ничего не знает, правильно?

— Я рассказывала ему о похищении невест.

— Но он не знает, что ты убила своего мужа.

— Не называй его моим мужем!

— Ладно. И значит, ты все это время знала, что тебя спас я, а не Питер.

Она грустно посмеялась:

— Ты меня не спас, Мартин, ты мне все испортил.

— Но для Питера ты сыграла роль спасенной девушки.

— Он строил из себя героя!

— Ну да, все врут. Но…

Я почувствовал ее руку на своем лице. Кончики ее пальцев на моих губах.

— Ш-ш-ш, — шикнула она. — Нельзя ли немного помолчать?

Я кивнул и закрыл глаза. Она права, нам нужен перерыв. Перерыв для дыхания, перерыв для мыслей. Как за такое короткое время столько всего произошло? Два дня назад мы с Питером, два приятеля, собирались на забег с быками в Памплону — в таком участвовали его отец и дядя, так что, хоть он сам никогда в этом не признается, это был такой условный обряд инициации. В то время как для меня он чистая романтика, возможность прожить «И восходит солнце» — роман, который, по мнению моего отца, надо читать и смаковать, когда ты молод, потому что Хемингуэй — писатель для молодого мужчины, его проза блекнет по мере того, как ты становишься старше. Но я не просто пробежал три минуты по улочкам Памплоны — у меня было ощущение, что я бегу все время, все переулки перекрыты заграждениями, а бычьи рога все ближе и ближе. Как говорил Питер, все, что может произойти, происходит все время и одновременно. Время и является, и не является иллюзией, потому что в бесконечности реальностей оно столь же нерелевантно, как и все остальное. У меня закружилась голова. Я упал. Упал в пропасть и никогда не был так счастлив. Я слышал, как она дышала в такт со мной, чувствовал, как ее тело поднимается и опускается вместе с моим. Как будто на мгновение мы стали единым целым, больше уже ее тело не отдавало тепло моему или наоборот — возникло одно тело. Не знаю, сколько прошло времени — пять минут, полчаса, — прежде чем я снова заговорил.