Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

Научная работа одновременно похожа на стройку и кино: ее никогда не заканчивают вовремя и она никогда не укладывается в бюджет. Однако с «Анхом» дела обстояли иначе.

Объясняется это в основном тем, что я, будучи руководителем проекта, оказавшись на перепутье, принял рисковое решение о том, в каком направлении двигаться, и бросил все ресурсы на работу лишь в одном направлении. Если бы этот путь оказался тупиковым, проект рухнул бы. Мой помощник Бернард Юханссон, единственный, кроме меня, знавший о целях проекта, пришел в недоумение и спросил:

— Ральф, куда мы торопимся?

Он считал, что нам следует разделиться на группы и прорабатывать разные направления по примеру Манхэттенского проекта, и был прав: у нас хватало сотрудников, денег и времени. У них всего этого хватало. О том, что у меня время поджимает, я с Юханссоном делиться не стал. Чем я с ним поделился, так это эйфорией, когда мы поняли, что создали его. Препарат. Наше наивысшее достижение.

Это оказалось — как бывает, когда ответ уже знаешь, — на удивление просто. Но в то же время и сложно, потому что требовало нового способа мышления. Эволюцией решено, что биологические виды живут, производя на свет новых, более здоровых и приспособленных индивидов, старые же списываются и умирают. Но если обновление клеток в существующем индивиде поддерживает также способность к обучению, ничто не мешает индивиду снова и снова воспроизводить самого себя. Новорожденного ребенка всему учат с нуля, однако, возрождаясь, индивид не утрачивает уже однажды приобретенного опыта, а это дает ему огромное преимущество в борьбе за существование. Тогда почему же подобного биологического вида до сих пор не существует? По-моему, ответ заключается в том, что развитие вида, достаточно умного, чтобы разрешить подобную загадку, занимает немало времени, но так как все загадки рано или поздно будут разгаданы, мы — то есть природа — уже давно к этому шли. Умом нас наделяет природа, инстинктом выживания нас тоже наделяет природа, следовательно, вечная жизнь — изобретение природы.

По крайней мере, именно в этом я и пытался убедить самого себя, когда однажды холодным эль-аюнским утром, в шесть часов, оторвался от микроскопа и, посмотрев на Бернарда Юханссона, прошептал:

— Мы его нашли.

И задушил вопрос «Что же мы наделали?».

Мы отдернули занавески и посмотрели на пустыню. Глядя на красный дрожащий диск, выступающий над горизонтом, Юханссон сказал, что это начало — начало нового дня для человечества. Я же думал, что солнце, наверное, похоже на облако от первых испытаний атомной бомбы в Нью-Мексико в 1945 году.

— Нобелевская премия, — обрадовался Юханссон.

Возможно. Наверняка. Однако новая жизнь человечества моей целью не была.

В спешке мы собрали лабораторное оборудование, хотя кое-что, в частности макулятор, все же оставили, взяли с собой мышей и вернулись домой, в Европу.

— Это, — проговорил я в темноту, — двадцать африканских карликовых мышей, которые участвовали в эксперименте.

Я поменял картинки в диапроекторе, и на экране появилась новая фотография.

— В начале опыта возраст каждой из них составлял один год, что соответствует средней продолжительности жизни карликовой мыши. Десяти мышам мы сделали инъекции. Спустя два месяца они были по-прежнему живы, а десять мышей, которым инъекции сделаны не были, умерли.

В темноте послышалось покашливание. В комнате для совещаний мы с Копфером были одни, остальные одиннадцать стульев стояли пустыми. Однако он уселся чуть поодаль.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, Ясон. Но ведь все сводится к химической формуле, верно? Довольно длинной, да, и тем не менее обычной формуле.

— Эта формула состоит из ста пятнадцати символов, — сообщил я.

— И хранится она не на бумаге и не в компьютере, а… — судя по движениям, которые я разглядел в темноте, он постучал указательным пальцем по виску, — у вас в голове.

— Все воспоминания, связанные с участием в проекте в Эль-Аюне, уничтожены, включая память тех, кто не имел доступа к информации чрезвычайной секретности. То есть у всех, кроме меня, Бернарда Юханссона и Мелиссы Ворт.

— Мелиссы?..

— Ворт. Заведующей лабораторией.

— Ясно. Но я надеюсь, вы понимаете, что правление не поставит под угрозу существование всей корпорации только потому, что вам посчастливилось на два месяца продлить жизнь нескольким мышам.

— Они по-прежнему живы, — сказал я, — по человеческим меркам им уже больше ста пятидесяти лет. Всем десяти.