Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

За окном раздался грохот, потом в цеху повисла тишина, кажется, будто даже «Чемпионы» на несколько секунд замолкли. На стекле заплясали блики, Эрик с близнецами радостно завопили.

— Я думал, может, на рассвете, — продолжал Брэд, — что скажешь?

— На рассвете — это неплохо.

— Ты же знаешь, нападают всегда на рассвете. Думаешь, они особенно осторожничать не станут?

— Может, и станут.

— Но ты все равно думаешь, что на рассвете лучше всего?

— На рассвете — всегда лучше всего.

Брэд кивнул. Испытующе вгляделся мне в лицо, встал и крикнул:

— «Хаос», сворачиваемся! Бутылки заткнуть, стаканы осушить! За час до рассвета выезжаем!

Наша пьяная банда встретила его слова ликованием. «Брэд! Брэд!» — принялись они скандировать чуть погодя.

Широко улыбнувшись, он поднял руки, словно одновременно просил всех умолкнуть и принимал их признание. Он выглядел радостным, даже счастливым. Таким я видела его в последний раз.

Я проснулся. Вслушался в ровное дыхание Хейди и Сэма. В каюте было по-прежнему темно, однако из-за занавески пробивался серый рассвет. Просторная каюта, предназначавшаяся Колину Лоуву, была трехкомнатной и располагалась на палубе — для меня ничего неожиданного в этом не было, а вот Хейди заплакала от радости. Я взглянул на часы. Солнце вот-вот выглянет из-за горизонта.

Хейди прильнула ко мне.

— Что случилось? — сонно прошептала она.

— Просто сон приснился.

— Какой?

— Не помню, — соврал я.

Мне снилось, будто мы — я, смеющийся Брэд и серьезная Ивонн — смотрим на горящую виллу. Брэд вдруг захохотал еще громче: он услышал крики и увидел трех человек — они вырвались из пламени и бежали к нам, к склону.

— Гори в аду, Адамс! — захлебывался от восторга Брэд.

Я повернулся к нему и спросил, видит ли он, кого сжег, но Брэд меня не видел и не слышал. Объятые пламенем фигуры приблизились к нам, самая большая прижимала к себе двух других, поменьше, и вот все они упали перед нами на колени.

— Брэд, — проговорила самая большая фигура, — сгори с нами. Сгори с нами.

И я видел, как распахнулись глаза Брэда, как приоткрылся его рот, а смех умолк.

Он обернулся ко мне — теперь он видел меня.

— Это ты, — сказал он, — ты это сделал.

— Нет, — возразил я, — я лишь дал тебе выбор. Ты решил поджечь их.

Брэд опустился на колени и обнял тех троих, чтобы огонь перекинулся и на него. Но слишком поздно: почерневшие и обугленные, они рассыпались у него в руках. Брэд уставился на усыпанную пеплом землю, погрузил в пепел руки и отчаянно закричал, когда ветер принялся понемногу развеивать прах.

— А ты не помнишь, это был хороший сон? — спросила Хейди.

Я задумался.

— Нет, — на этот раз я говорил правду, — не помню. Пойдем?..

Мы вышли на палубу. На руках я держал все еще спящего Сэма. Все вокруг было серым, море и небо неотличимы друг от друга, горизонта не было. Жизнь в одной клетке — наверное, именно так она и зародилась. Однако потом из-за горизонта показалось солнце. И, словно по волшебству, предметы вокруг обрели контуры и цвет, прямо у меня на глазах появлялась новая вселенная.

— Наш первый рассвет, — прошептал я.

— Наш первый рассвет, — повторила Хейди.

На тыльную сторону моей руки села муха. Я уставился на нее. Средняя продолжительность жизни мухи — двадцать восемь дней. Знает ли об этом муха? Хочется ли ей, чтобы жизнь была подлиннее? Если бы ей предложили пожить дольше, но при этом стереть все воспоминания о близких, о том, чего она успела достичь, о ее лучших днях и мгновениях, что бы она выбрала?

Времени на размышление у меня нет. Я дернул рукой, и муха взлетела.

Пришло время забыть, причем срочно.

Я сел за стол перед макулятором. Размерами и видом он смахивает на персональные компьютеры, которые когда-то, еще до войны и технологического кризиса, имелись в каждом доме. Присоединив мозг — который, в сущности, тоже представляет собой компьютер — к макулятору и воссоздав событие, лица и опыт прошлого, мы позволяем макулятору стереть конкретные воспоминания из памяти мозга, сохранив при этом все остальные.

На миг прикрыв глаза, я вслушался в монотонный гул. Возможно, его источник — вентилятор на потолке. Или звук идет из чемодана. Или это человеческая толпа на улице. Но не исключено, что это шпионские дроны, — говорят, военные до сих пор такими пользуются.

Как бы то ни было, они уже давно меня выслеживали, и я знал, что на этот раз мне не смыться, все закончится здесь, в зловонной жаркой квартире в Эль-Аюне. На потолке, между пулевыми отверстиями и щербинами от гранатных осколков, медленно вертится вентилятор. Он едва заметно разгоняет раскаленный воздух пустыни, который принес сюда сирокко, разметав марокканские занавески, тяжелые, берберские, — ими завешены окна и балконная дверь.