Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

Симон не успел ответить — Вильма уже дала отбой.

Он даже не знал, работает ли этот огромный неуклюжий ящик, но едва нажал на кнопку, как на экране появилось изображение. Вильма позвонила как раз вовремя — до очередного выпуска новостей оставалось пять минут. Симона стало разбирать любопытство. Что там еще задумал Освальд? Словно мало того, что он вышел на свободу и скоро прибудет на этот прекрасный остров… Симон подумал о Якобе, и его охватила печаль. Возможно, тому поздно пускаться в бега…

Новости начались с репортажа о мотоциклетной аварии в окрестностях Гётеборга. Дорога, окруженная зеленеющими полями и березами, полицейские машины, «Скорая помощь», служба спасения — всё в движении. Поначалу Симон не понял, о чем речь, но потом голос за кадром сообщил, что Анна-Мария Каллини, адвокат защиты духовного лидера Франца Освальда, погибла, когда мотоцикл, на котором она ехала, слетел с дороги. Смерть наступила мгновенно. Словно сквозь туман Симон услышал собственный голос: «Сволочь! Сволочь! Сволочь!» В ярости он стал бить себя ладонями по лбу.

Но тут его внимание снова привлек телеэкран, потому что там появился Освальд, одетый в брюки со складками и спортивную куртку — у него брали интервью, кажется, на бегу, в помещении, смахивавшем на вестибюль отеля. Его окружила толпа репортеров.

— Что вы скажете по поводу того, что Анна-Мария Каллини ехала на вашем мотоцикле, когда разбилась? — спросил один из них, поднося микрофон прямо к лицу Освальда.

— Я попросил ее перегнать его мне. Вот и всё. Услуга, не более.

— Вы могли бы прокомментировать ваши отношения?

— Чисто деловые, — ответил Освальд и наморщил брови в легком раздражении. — Послушайте, ребята, — продолжал он. — Анна-Мария была одним из лучших адвокатов страны, и это ужасная утрата — не только для меня, но и для всей правоохранительной системы. Сейчас я намерен вернуться в «Виа Терра». Мы на неделю прекращаем всю работу. Прошу не беспокоить нас во время траура.

«Черт подери, даже парочку слезинок из себя выдавил, — подумал Симон. — Что-то немыслимое».

Позади Освальда раздался голос другого репортера:

— Какие у вас эмоции в связи с тем, что мотоцикл почти не пострадал, а весь удар пришелся на шею женщины? Насколько я понимаю, «Харли-Дэвидсон» стоит целое состояние…

Лицо Освальда мгновенно изменило цвет — от бледного до красноватого.

— Да как вы можете об этом говорить! — прошипел он. — Ни стыда, ни совести, черт подери!

Да, он выругался, но почему-то это прозвучало хорошо. Внутри у Симона все похолодело, когда он понял, что репортаж еще больше улучшит имидж Освальда, что ему в очередной раз удалось вывернуться из неприятной ситуации. Сердце заколотилось чаще; он почувствовал, как вспотели его ладони. И понял, что должен немедленно позвонить Софии. Плевать, что в Калифорнии четыре часа утра. Но звонки улетали в пустоту, трубку не брали. Симон подумал, что София спит.

Проснувшись на следующее утро, он снова попытался позвонить — и снова безуспешно. Но и на этот раз Симон не начал волноваться — наверняка она куда-то пошла с друзьями. Тут он вспомнил, что Вильма попросила его переслать Софии ссылку на выпуск новостей; сел за компьютер, нашел телепрограмму и отправил ссылку, надеясь в глубине души, что София отзовется.

Когда в тот вечер Симон вернулся домой, ответа от Софии так и не было. Что-то не так. Он не мог точно сказать, в чем дело, но магическая связь, всегда существовавшая между ними, нарушилась.

В тот вечер Симон лег спать с тяжелым сердцем.

Дэмиен Дуайт откинулся в шезлонге. Попытался расслабиться, впитать все, что его окружало, — красивый бассейн, пальмы, голубое небо, тишину и покой. Однако по всему телу бегали мурашки. Напиток, ставший теплым, напоминал кошачью мочу.

Его раздражала женщина, лежавшая рядом и загоравшая на солнце, обмазавшись с головы до пят маслом от загара. Возле бассейна расположились только он и она; здесь было не меньше сотни шезлонгов, однако женщина облюбовала тот, что стоял рядом с Дэмиеном. В обычной ситуации он приударил бы за ней, однако все обстояло далеко не так, как обычно. От неопределенности у него развилась паранойя, вернулась экзема на локтевых сгибах и под коленями, которой он страдал в детстве. Мысли так и мелькали в голове, подсовывая ему самые ужасные сценарии.

Несколько раз за ночь Дэмиен просыпался и проверял свой банковский счет, но цифры, смотревшие на него с экрана, оставались неизменными. В Сети кишели кричащие заголовки и фотографии с места происшествия — некоторые из них вызывали у него тошноту. Он и не думал, что ее смерть как-то повлияет на него. Его любимицей она точно не была. Но накрытое простыней тело на носилках, перевернутый мотоцикл — все это вдруг стало таким личным… Он не из тех, кто испытывает к другим теплые чувства, так почему же в уголке глаза то и дело возникает одинокая слеза? Не то чтобы он сожалел о содеянном — скорее ощущал себя обманутым. Та головокружительная цифра, которую нельзя было произнести вслух, только написать на бумажке. Глаза, словно видевшие его насквозь — маленькую рыбку, мечтавшую о большой воде. Он купился на тот вызов, на тот намек, что и он, пожалуй, способен совершить нечто большое и дерзкое. И вдруг обнаружил, что стоит на пустынной дороге с толстым рулоном стальной проволоки… То, что полицейские с уверенностью списали это на несчастный случай, — единственное светлое пятно среди мрака.