Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

А теперь пора засучить рукава. Потому что гости повалят валом. Через две недели он намерен открыть ворота. И тогда для их же блага будет лучше, чтобы все было в идеальном порядке. А эту нелепую собаку, которую они приволокли сюда, он собственноручно застрелит.

На этой завершающей ноте Освальд вышел из зала, а Корина засеменила следом. Якоб остался сидеть на своем стуле, не в силах справиться с комом в горле. Даже когда остальные начали покидать столовую, он не мог заставить себя подняться. Впереди две недели адского труда. Якоб понимал, что уже сегодня ему придется ползать на коленях, натирая полы в жилых домиках. Он чуть не плакал от усталости и разочарования.

В большой столовой он теперь остался один. Здесь внутри было тихо, но во дворе уже звучали тревожные выкрики в духе «свистать всех наверх». Потому что теперь предстояло убираться и вылизывать домики, пока Освальд не удовлетворится. Якоб от души надеялся, что охранники не станут перегибать палку и стрелять в бедного пса. Иногда Освальд только грозится, с ним ни в чем нельзя быть уверенным. Наверное, надо спрятать собаку в хлеву, пока все не успокоится…

За его спиной открылась дверь. Якоб медленно обернулся. Там стоял Буссе.

— Якоб, сегодня ночью будем делать уборку…

Тот только покачал головой. Буссе подошел к нему.

— Почему ты тут сидишь?

— Пытаюсь понять, как мне теперь заботиться о животных — им нужно давать корм, чистить загоны и все такое… Я просто не могу бросить их на произвол судьбы.

— Ну, тогда так и сделай.

— Что?

— Пойди и займись животными. Я тебя прикрою. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что ты заболел. Нам же не нужны эпидемии, сейчас, когда вернулся Франц.

Якоб, не веря своим ушам, уставился на Буссе. Тот стал похожим на тень: красные глаза, сальные нерасчесанные волосы, двухдневная щетина, серовато-бледная кожа. С ним явно не всё в порядке. Теперь, когда снова появился Освальд, в его будущем нет ни проблеска света. Именно Буссе нес ответственность за персонал, и после той выволочки, которая только что имела место, легко было ожидать, что ему тоже скоро придется прыгать со скалы вместе с Мадде — утром, днем и вечером.

Однако в глазах у Буссе Якоб разглядел и нечто новое. Неуместное спокойствие. Отсутствие остервенения и истерики.

Он моментально догадался.

Это была почти та же самая телепатия, как с коровами.

— Я скажу тебе кое-что, прежде чем пойду к животным.

— Да, и что же? — спросил Буссе.

— Есть способ. Это все, что я могу сказать. Так что не спрашивай больше.

— Меня интересует эта концепция, — ответил Буссе.

Якоб подумал, что их разговор совершенно магический — они стоят и беседуют, прекрасно понимая мысли друг друга, и при этом ухватиться не за что; ни одного слова, которое может быть использовано против них, — только удивительное бессловесное взаимопонимание.

— Через две недели. Тогда будет шанс.

— Подай мне знак.

— Хорошо. Я пошел в хлев. Спасибо, что прикрываешь меня.

Пока София ехала в поезде из аэропорта, небо начало хмуриться. Тучи отяжелели от дождя, но из-за них то и дело выглядывало солнце, и его лучи пробегали по ее лицу. София уже скучала по Симону. Хотела, чтобы он поскорее добрался до Туманного острова, чтобы она могла позвонить ему и поговорить с ним. Внезапно София заскучала по Швеции. Здесь, в Калифорнии, словно всегда царили весна и лето. Софии же не хватало суровой осени и снежной зимы, и еще она тосковала по родителям и друзьям — так, что сдавливало грудь.

С Беньямином она пока не поговорила. Он послал ей сообщение, в котором написал, что она может поступать так, как считает нужным, что они выяснят отношения, когда она приедет домой. «Выяснят отношения». Словно это такое дело, которое можно просто взять и сделать, как приготовить чашку кофе, — и потом все станет хорошо… В сообщении угадывались нотки обиды.

София подумала о Маттиасе — и, должно быть, их сознания тут же соединились, потому что в эту минуту зазвонил телефон и на дисплее появилось его имя.

— Твой друг уехал?

— Да, я еду в поезде из аэропорта. А что?

— Я стою у твоей квартиры.

— Что ты там делаешь?

— Я так скучал по тебе всю неделю…

— В квартиру я тебя пустить не могу.

— Почему?

— Я тебя пока не знаю. Не знаю, можно ли на тебя положиться.

— Или же ты не можешь положиться на себя. В смысле — если останешься со мной наедине.

София дала отбой — прежде всего желая скрыть, как ее возбуждает, когда он так говорит. Должно быть, это слышно по ее голосу. Она задалась вопросом, готов ли Маттиас пойти до конца, если она его впустит. Или у него есть другой план и он пригласит ее в какое-нибудь интересное место. Оба варианта щекотали нервы, казались увлекательными.