Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

Якоб недоумевал, с чего Освальд так разозлился. Он ведь только что приехал. Пара секунд — и он уже кипит гневом…

Освальд захлопнул за собой дверь. Снова наступила тишина. Якоб подумал, что на территории усадьбы никогда еще не было так тихо. Словно настал Судный день. Якоба охватило чувство, что он находится не здесь, что все это лишь кошмарный сон, от которого он скоро очнется…

Уже несколько лет Якоб ощущал в себе некую раздвоенность. Он не родился на крестьянском хуторе, как Симон, — просто, сколько себя помнил, интересовался животными. Когда он закончил сельскохозяйственный колледж, ему казалось совершенно естественным устроиться на работу в хозяйство. Но с самого начала все стало складываться как-то странно. Якоб слишком привязывался к животным. Он страдал каждый раз, когда свиней увозили на бойню, не мог заставить себя добить больное животное; ему всегда казалось, что животным тесно в их загонах. И было еще кое-что, о чем он никогда никому не решался рассказать. Ему казалось, что животные разговаривают с ним при помощи телепатии. Особенно коровы. И хотя умом он понимал, что это физически невозможно, выбросить из головы их бессловесные сообщения не мог.

«Виа Терра» показалась ему идеальным местом. По крайней мере, поначалу. Организация, где верили в сверхъестественное и держали животных. Знал бы он тогда… А теперь он в западне. С каждой коровой, с каждым хряком и бараном его связывала личная привязанность. Немыслимо было оставить их этим непредсказуемым людям. Даже нельзя быть уверенным, что кто-то накормит животных, когда Якоба не будет рядом…

Тишина в усадьбе продолжалась несколько часов, пока на скотный двор не вбежала Корина из хозяйственного отдела.

— Весь персонал собирается в столовой!

— Но почему об этом сообщаешь ты?

— Я — новая секретарша Франца. Поспеши, Якоб.

— Черт, как быстро все меняется… А что случилось с Мадде?

В глубине души Якоб надеялся, что Мадде, по крайней мере, не отправят на скотный двор, так что ему не придется возиться с ней.

— Понятия не имею, но Франц наверняка расскажет.

Они вместе побежали в столовую. По пути Якоб косился на Корину. Она явно нервничала — предвидела, что их всех ожидает. Но она точно во вкусе Освальда — тоненькая, почти анорексичка. Ей всего семнадцать — созревшее яблочко, которое Освальд с удовольствием сорвет с ветки, — и красивая, но не такая крутая, как была София. Якоб задумался, долго ли Корина сможет выдерживать давление в офисе Освальда.

Когда они вошли, в столовой царила мертвая тишина. К ним обернулись несколько раздраженных лиц. Почти все стулья оказались заняты, так что Якобу с Кориной пришлось сесть впереди.

Освальд уже был на месте. Он стоял, прислонившись к кафедре, с которой обычно произносил свои обращения. Не удостоил их даже взглядом, когда они прошли внутрь и уселись на свободных стульях. Якоб задумался, знает ли Освальд о его существовании. Они ни разу не беседовали с глазу на глаз. И от этого Якоб еще больше боялся Освальда. Казалось, в тот день, когда тот направит свой взгляд на Якоба, он сразу прочтет все его мысли.

— Все собрались? — Освальд посмотрел на Корину, которая, кивнув, громко сглотнула.

И тут же он начал кричать на них. Так громко, что несколько человек вскочили, вытянувшись в струнку, как солдаты. Это было нечто новенькое — Освальд обычно начинал свои выступления мягким тоном, поначалу роняя несколько саркастических комментариев, прежде чем перейти к делу. Но теперь он сразу начал орать.

— Вы как стадо глупых заблудших гусей! Ни на кого здесь я не могу положиться. Вы совсем не соображаете, чего я от вас хочу!

Он сделал паузу, чтобы сделать вдох.

— Не знаю, что я с вами сделаю… Вы для меня лишь обуза, гигантская пиявка, выпивающая из меня все соки…

Слыша рядом с собой нервное дыхание Корины, Якоб заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она вцепилась в ручки стула. Бедная девчонка! Но тут он почувствовал, что каким-то загадочным образом оказался в стороне от всего, что происходит в зале: теперь, когда он поговорил с Симоном, когда он знает, что за высокой стеной есть жизнь…

Некоторое время Освальд стоял молча, разглядывая их. Покачал головой. В зале все опустили головы от стыда. Тут он начал снова — заговорил так быстро, что Якоб едва различал слова. Голос Освальда зазвучал на пол-октавы выше, жестко и раздраженно.

Разве не подразумевалось само собой, что жилые домики должны быть готовы к приему гостей, когда он вернется домой? Да знают ли они, сколько писем он получал в тюрьме? Пачками, сотнями — каждый день, со всего света. И все, кто писал ему, хотели узнать побольше о философии «Виа Терра». Здесь хоть кто-нибудь представляет себе, насколько велик интерес к «Виа Терра» в мире? Знают ли они, сколько экземпляров его книги распродано? Нет? Он так и думал. Понимают ли они, что ему плевать с высокой горы на отполированные ручки? Да еще и Анна сбежала, прямо у них из-под носа… А охранники храпели у себя в будке, как обычно… Две вещи он просил сделать, пока его нет: привести в порядок жилые домики и заткнуть Софию Бауман. Одного-единственного человека. Хотя в ней, пожалуй, больше драйва, чем в них во всех, вместе взятых, это он вынужден признать. Но даже с этим они не справились. Так что теперь ему остается одно: разгребать все самому. Как ему всегда в конечном итоге и приходится делать. Кстати, Мадде будет прыгать с Дьяволовой скалы утром, днем и вечером, пока не сможет сформулировать хоть одно вразумительное предложение.