Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

У Софии стало так много дел, что она не успевала предаваться своим тревогам. Похоже, даже Валин не выдержал жары — черная машина исчезла. Домой София приходила настолько усталая, что у нее оставались силы лишь на то, чтобы пить чай со льдом и писать свой блог.

Но спала она беспокойно. В квартире было душно, а оставлять на ночь окна открытыми София не решалась. Вместо этого купила кондиционер, который только гонял воздух и мешал ей спать своим гудением. Часто она просыпалась, тяжело дыша. Ночи казались бесконечными.

Жара подпитывала кошмарный сон, возвращавшийся с особой настойчивостью Всегда один и тот же. Освальд, прижавший ее к стене. Менялись детали. Его дыхание иногда бывало тяжелым, иногда — хриплым и шершавым. Все ее чувства во сне были обострены до боли. Боль, когда он укусил ее в затылок. Пуговицы, падающие на мраморный пол, когда он сорвал с нее блузку. Просыпаясь, София чувствовала себя совершенно измотанной. Из последних сил пыталась убедить себя, что однажды кошмары отступят и она перестанет прокручивать в голове эту сцену.

О том вечере София никогда не писала. О том, что произошло тогда, знали только Беньямин и Симон. Однако она догадывалась: ключ к пониманию того, почему Освальд так болезненно охотится за ней, — его тяжелое дыхание в тот раз. Может быть, ей стоит написать об этом…

Поначалу София колебалась, поскольку ей уже виделась некая закономерность. Когда она изобличала его, начинались нападки — со все нарастающей интенсивностью. В словах Беньямина и Симона есть рациональное зерно — достаточно ей заткнуться, и Освальд оставит ее в покое. Но не исчезнут ни кошмарные сны, ни чувство вины. В «Виа Терра» остались ее друзья, которых заставляют прыгать со скалы в ледяную воду и питаться рисом с бобами. Стоило ей подумать об Эльвире, и София понимала — подруге там очень плохо. Снова вспоминались слова Магнуса Стрида: «Некоторые из нас не могут спокойно смотреть на то, как жирные негодяи садятся на шею слабым».

В один особенно жаркий и удушливый вечер она написала пост. Писала и удаляла, переписывала и редактировала. Снова и снова просматривала текст, пока не почувствовала, что больше ничего не может улучшить. К этому моменту Дильберт уже несколько часов дрых на ее кровати.

Когда на следующее утро София заглянула в блог, там появилось множество комментариев. Большинство писало нечто вроде «бедняжка» или «мужественный поступок — рассказать об этом». Но от одного комментария ей стало не по себе. «Что ж ты не дала этому негодяю ногой в пах? Сама виновата. Ты же не сказала „нет“».

Комментарий добавил некто, назвавший себя Ultrafemina. Софию это вывело из себя — вероятно, потому, что в этом утверждении ей почудилась доля правды. Но затем она все же решила послать Ultrafemina подальше. Что эта особа знает о том, каково было жить там, на острове? О последствиях протестов против Освальда? София решила, что Ultrafemina — старая тетка, никогда не занимавшаяся сексом и теперь срывающая свою обиду на других, добавляя злобные комментарии.

Чего она точно не ожидала, так это того, что вечерние газеты ухватятся за ее разоблачение и через пару дней запестрят сенсационными рубриками.

В целом они скопировали ее пост в блоге, добавив скандальные заголовки и ее фотографию.

Беньямин позвонил ей на работу, что, как он знал, было строжайшим образом запрещено.

— Что происходит? — спросил он. Голос его звучал глухо и взволнованно.

— Спроси у газетчиков, которые все это написали. Они просто скопировали мой блог… Черт подери, я имею право писать все, что захочу.

— Но ведь он не насиловал тебя?

— Нет, но я этого и не писала.

На другом конце раздался вздох облегчения.

— Послушай, он может подать на тебя в суд.

— Нет, но он может подать в суд на газеты. Ты не мог бы перестать цепляться ко мне? Я не виновата, что СМИ всё выворачивают наизнанку. Сейчас мне нужно работать. Увидимся в выходные.

— Ты знаешь, я не смогу…

— Что такое?

— В субботу корпоратив. Ты тоже можешь пойти, но это в основном для сотрудников.

В сознании пронесся образ Сиенны, но тут София заметила, что Эдит Бергман сурово поглядывает на нее. Перед ее стойкой уже собралась очередь.

— Я должна идти. Хорошо тебе повеселиться.

Она дала отбой, прежде чем Беньямин успел что-либо сказать.

«Это лишь вопрос времени…»