Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

Полная тишина. Ни звука. Большинство опустило глаза. На мгновение Якоб как бы унесся прочь в состоянии шока, но его вернул к реальности стук собственного сердца. Первая мысль была: все пропало. Но потом он почувствовал страх остальных, трепет, распространившийся по залу, и осознал, что он не единственный, у кого есть тайны.

— Так-так… Теперь смотрите мне в глаза, каждый по очереди, — произнес Освальд. — Все произойдет быстро, вот увидите. Виновных я вижу насквозь. Кроме того, от них плохо пахнет, а здесь как раз запахло жареным.

Он подошел к первому человеку. Некоторое время пристально смотрел ему в глаза, потом двинулся дальше. Медленно, но решительно. Его осанка — грациозная, уверенная — и непроницаемая аура заставляли остальных чувствовать себя на его фоне маленькими и ничтожными. У Якоба вдруг возникла мысль, что эта незапятнанная аура, возможно, всего лишь скорлупа, скрывающая истинных демонов Освальда. Эта мысль помогла ему немного расслабиться и разжать руку, судорожно сжимавшую в кармане мобильник. Он тоже может спрятаться за внешним фасадом. Выглядеть невинно, когда к нему подойдет Освальд.

Якоб отметил, что Андерс, стоящий рядом с ним, задышал быстро и нервозно.

В середине ряда Освальд остановился и покачал головой.

— Так-так… Это можно назвать парадом овощей. Как я вообще вас терплю!

Он двинулся дальше. Вот уже совсем близко. В голове у Якоба стремительно закрутились мысли. «А вдруг они найдут мобильник? Выяснят, что он от Симона… Что будет с Софией? Проклятие, что мне делать?»

От этих мыслей его отвлек голос Андерса, звучавший необычно тонко:

— Это был я, сэр!

Освальд остановился.

— Простите, сэр! Я работал допоздна. Мне показалось, что я заметил Эльвиру во дворе в одной ночной рубашке. Пошел посмотреть, всё ли с ней в порядке. Я не собирался в подвал, клянусь, просто проходил мимо, я…

Слова застряли у него в горле.

Освальд приблизился к Андерсу и навис над ним с искаженным от злобы лицом. Глаза его метали молнии. Казалось, от него исходят электрические разряды. Андерс в ужасе смотрел на него, стоя как парализованный.

Сперва Якоб почувствовал острый запах мочи, повернул голову и увидел темное пятно, распространяющееся по штанам Андерса. Освальд тоже заметил, и это его сбило.

Черты его лица внезапно расправились, он шагнул назад и расхохотался. На этот раз никто не решился засмеяться. Одинокий смех, эхом отдававшийся в зале, звучал так жутко, что у Якоба по коже побежали мурашки.

— Взгляните на этого героя! Обделался, как щенок… Да он и выглядит как собака. Только хвоста не хватает.

Теперь раздались смешки персонала, поначалу нерешительные, но все нарастающие, смешанные с облегчением и злорадством. Напряженная атмосфера слегка разрядилась за счет того облегчения, которое они часто испытывали, когда катастрофа настигала других.

Андерс затрясся всем телом; на мгновение Якобу показалось, что тот упадет в обморок. Но тут Андерс сделал неуверенный шаг назад, уронил голову на грудь и застыл в совершенно униженной позе. Никогда еще Якоб не видел его настолько сломленным.

Освальд повернулся к Корине.

— Сегодня он будет спать в конуре вместе с тем убогим псом. А потом пусть отдает ему честь каждый раз, когда столкнется с ним. Может быть, это заставит его слушать меня… Собака, по крайней мере, слушается, когда ее позовешь.

Тут Освальд внезапно повернулся к Якобу. Поначалу глаза его ничего не выражали, но потом в глубине зрачков что-то сверкнуло. Узнавание или, может быть, подозрение… Глаза его сузились, рот приоткрылся. Якоб изо всех сил старался смотреть ему прямо в глаза. Под волосами у него выступил пот. Сердце стучало, в паху все сжалось. В голове пронеслась ужасная мысль: «А что, если он может заглянуть прямо мне в мозг?» Но Якоб решил, что просто не пустит его туда.

Тут Освальд снова закрыл рот и обернулся к персоналу.

— Вы можете идти. Проследите за тем, чтобы Андерс спал в конуре. Тут нужно групповое давление.

Он остался стоять, пока персонал поспешно расходился. Когда Якоб вышел из столовой, у собачьей конуры уже собралась толпа. Он увидел спину Андерса, как тот встал на четвереньки, чтобы заползти в конуру. Андерс, самый крутой, громкоголосый, который всегда задевал других, выступал в суде против собственной дочери, теперь был совершенно уничтожен.

Холодный северо-западный ветер хлестал по двору. Слышно было, как вдалеке бушует море. В конуре наверняка чертовски холодно. Но перед глазами Якоба встало несчастное лицо Эльвиры, и он понял, что не жалеет Андерса. Только надеется, что тот не обидит пса.