Евгения Кретова - Альтераты - миссия для усопших

— А-а, — понимающе протянула Синицына. — А долго ждать?

Софья округлила глаза:

— Да кто ж его знает… Хорошо бы побыстрее, я ж говорю, мать скоро должна прийти… Ну, рассказывай, что там видишь?

Дарья заглянула в зеркальную мглу.

Здесь, внутри бесконечного коридора, оказалось прохладно. Она поёжилась, словно от сквозняка. Её отражение, мутное, неравномерно освещённое тусклыми восковыми свечами, казалось, начало жить своей жизнью — медленнее моргать, невпопад дышать. Или ей это только показалось?

— Даш, ну, что? — донёсся издалека голос Афанасьевой. Дарья только отмахнулась:

— Если ты будешь поминутно меня спрашивать что да как, то вообще ничего не получится. Сиди смирно.

Афанасьева вздохнула. Даша слышала, как скрипнули пружины матраса: подруга решила устроиться поудобнее.

Дарья тоже придвинула к себе мягкий, бархатный пуф и, глядя через желтое пламя свечей, прошептала: «Суженый-ряженый, покажись».

В ушах звенело. Казалось, что тишина нашептывает что-то: сюда, в межзеркалье, проникали странные звуки — протяжный скрип открывающейся двери, грустное завывание ветра, негромкий шелест сухих листьев, тихий стук по стеклу. Зеркальная поверхность помутнела.

Дарья вздрогнула: сквозь матовую пелену она отчетливо заметила фигуру. Она не успела разглядеть её стала всматриваться внимательнее. Очень мешал туман, словно осенняя морось застилавший зазеркалье. Девушка решила, что это от свечей. Осторожно, чтобы их не задеть, она провела рукой по холодной поверхности. Фигура мелькнула уже гораздо ближе, в нескольких метрах от неё, за спиной. Невысокий человек шагал навстречу, то и дело исчезая за сумрачными колоннами.

Девушка наклонилась ближе, напряжённо ожидая увидеть лицо незнакомца, когда он снова мелькнёт в лабиринте зеркал.

Стекло покрылось мокрым туманом. Несколько капелек стекли по гладкой поверхности. Дарья раздражённо провела рукой, в очередной попытке вытереть его, но замерла от удивления — на неё, наклонившись к зеркалу и приглядываясь, смотрел молодой мужчина, лет двадцати пяти, тёмные волосы чуть ниже подбородка, нос с горбинкой, лукавый взгляд. Пашка Истомин. Только старше и еще красивее. Дашка онемела, на миг забыв, что нужно делать — фигура была на столько реалистичной, на столько отчётливой, словно… словно повзрослевший Пашка и вправду стоял прямо за её спиной, словно он был ею.

Не поворачиваясь, она осторожно посмотрела себе под ноги и под собственный локоть, назад, пытаясь рассмотреть человека за спиной. Она ожидала увидеть мужские ноги, но заметила лишь тень тонкой звериной лапы.

В нос ударил резкий запах тухлых яиц и гнилого мяса.

Зажав нос от отвращения и бросаясь из зеркального коридора, она взвизгнула:

— Ма-ама!

Носок зацепился за витиеватую ножку пуфика, и Дарья с грохотом повалилась на пол, теряя очки и увлекая за собой напольное зеркало.

Тень существа, прильнувшая было к гладкой раме, метнулась через темноту к трюмо, нырнув в отражение, и в ту же секунду выскочила следом за падающей девушкой.

Со звенящим грохотом громоздкая конструкция повалилась на пол, рассыпаясь сотнями острых осколков. Словно в замедленном кино, Даша видела, как всё ещё храня отражение зеркального коридора и тёмной фигуры в нём, они разлетаются по комнате. Она прижалась к изножию кровати, прикрывая голову руками. Острая пыль окружила её туманом, жестоко когтями разрывая кожу, врезаясь в плоть.

— Ма-ама-а-а, — звенело в голове. Это Соня Афанасенко, не успев спрятаться от осколков, поймала один из них, до кости разорвав ладонь. Кровь хлынула на джинсы, клетчатую рубашку, стекая алыми пятнами на светлый ковёр. — У-й-о, — стонала подруга, прижимая к себе почерневшую руку.

Тень, перескакивая из одного осколка в другой, рассыпаясь тысячами фрагментов, пролетала над их головами, пока не накрыла чёрной звенящей пылью всё пространство. Душное мгновение — и зеркальная взвесь с шелестом осела.

— Сонь, ты как? — тяжело дыша, спросила Дарья, поворачиваясь к подруге.

— Чёрт, чёрт, чёрт, — прижав руку к груди, словно баюкая младенца, та металась по комнате, наступая на осколки: те хрустели, как высохшие кости. С локтя чёрным мазутом капала кровь.

— Сонь, руку надо перевязать! — бросилась было на помощь Синицына.

Но подруга уже открыла шкаф и выхватила из него первую попавшуюся тонкую цветастую тряпку, материнский шарф, энергично наматывая его вокруг ладони: