Ольга Пустошинская - Перстень с чёрным агатом

— А кто это?

— Никто, проехали.

— Карлесоне или не Карлесоне, а к тётке кто-то заявился и про меня спрашивал.

— Мы его перехитрили, здесь он тебя и за год не найдёт, — подбодрил я.

Макаркин округлил глаза:

— Мне год на даче жить? Вообще-то, Глебыч, здесь отопления нет.

— Привыкнешь…

Я шутил, потому что совершенно не знал, как поступить, просто плыл по течению.

— Игорёх, а перстень меняет характер?

Тот удивился:

— Не знаю… нет. А с чего вдруг?

Пришлось напомнить тот случай, когда он пригрозил меня убить, если трону артефакт. Макаркин растерянно заморгал и стал отнекиваться, мол, не было такого, не помнит.

— Не говорил я этого, — горячился он, — признайся, что ты соврал!

Игорь так искренне протестовал, что я подумал о провалах памяти: он тогда действительно был как одержимый.

Приятель вдруг разговорился, стал рассуждать, что артефактом может владеть только человек с сильной волей. Я хмыкнул: сильные люди сопрут бутылку спиртного из супермаркета безо всяких душевных терзаний.

— А я слабак, что ли?

— Не-ет, ты не слабак, но не выдержал бы, — загадочно ответил Макаркин.

— Чего не выдержал?

— Да всего, хотя бы кошмаров. Ко мне эта старуха покойная каждый день во сне приходила, замучила.

Я напрягся:

— А чего хотела?

— Ничего… — замялся Игорь, — просто пугала.

«Не выдержал бы»… Отчасти он оказался прав: я подумывал, что от кольца надо избавиться — старуха Мельникова стала являться наяву.

Я был дома один, завтракал на кухне кефиром с булкой, как вдруг услышал шаркающие шаги. Вернее, сначала дремавший на стуле кот вдруг проснулся, уставился в одну точку, сгорбился и распушился, став в два раза толще, зашипел. Послышался шорох, и возникла покойная Клавдия Фёдоровна. Она стояла у холодильника в своём длинном погребальном платье, сжимая в кулаке отрезанный палец.

— О-ох…

От этого стона у меня волосы зашевелились.

— Сыно-ок…

Я зажал уши руками, но плачущий голос проникал в мозг: «Сыно-ок, верни кольцо Анке…»

Как я был благодарен отцу, вернувшемуся домой за забытым паспортом! Старуха качнулась, тело её потеряло форму и рассеялось в воздухе, как пар из чайника.

Во второй раз я на мгновенье поймал отражение мёртвых глаз в зеркале заднего вида. Резко обернулся — никого. Вытер мокрый лоб, руки у меня тряслись. Прошло три или четыре дня, призрак не появлялся. Я чуть расслабился, позволил потешить себя надеждой на спокойную жизнь. Как знать, вдруг Мельниковой надоело преследовать меня? А может, её больше не отпускают к живым? Сказали: «Хватит, Клавдия Фёдоровна, твой лимит посещений исчерпан в этом году».

Перстень продолжал творить чудеса. Однажды я застал отца перед зеркалом, он стоял с широко открытым ртом и подсвечивал себе фонариком.

— Ты чего, пап?

— Зуб удалил, а теперь десна воспалилась. Что-то белое виднеется, наверно, осколок лезет. Не болит, а зудит, что ли…

Он уехал к стоматологу, вернулся растерянный и радостный одновременно.

— На рентген послали и увидели, что это новый зуб растёт. Может, спрашивают, удалённый был молочным? Какой там молочный, обыкновенный был. Феномен!

Я улыбнулся: какие замечательные возможности открываются у перстня. Жаль, бессмертия артефакт не даёт — Мельникова таки умерла, хотя и в весьма преклонных годах. Хорошо пожила, как говорит бабушка.

К сожалению, покой закончился слишком быстро, и я снова стал видеть фантом. Зашёл в магазин купить кое-что из продуктов для нас с Макаркиным и у витрины с хлебом наткнулся взглядом на серое старухино лицо.

— Да что ты хочешь от меня?!

Кричал я от бессилия, знал ведь, чего хочет Мельникова.

Какая-то покупательница испуганно отшатнулась и прошла через старуху безо всякого вреда для обеих. А! И без хлеба обойдусь! Я бросил пустую корзину и метнулся к выходу. Прыгнул машину и, едва вырулив с парковки, дал по газам, как будто покойница по пятам гналась.

Игорь вытащил из пакета хлеб, пельмени и коробку кефира.

— Это всё? А пиво не взял?

Продукты я купил в ларьке у дач, про пиво и не вспомнил на нервах.

Усмехнулся:

— Сухой закон у тебя.

— Ну что за жизнь! — Макаркин ударил кулаком по столу. — Глебыч, я домой хочу. Сколько можно прятаться? Как мышь в норе сижу… Мне хотя бы одежду на смену взять надо.

— Могу я привезти.

— Ты что! Мать и так удивляется, чего это я на чужой даче столько торчу. Отвези меня.

Я задумался и молчал.

— Ты же сам говорил: Николай не Карлсон… или как его там… — упрямился Игорь, — давай отвези.