Анатолий Эльснер - Железный доктор

В течение всего этого странного шествия я испытывал такое чувство, точно находился во власти какой-то страшной, несущей меня стихии, бессильный сопротивляться ей, и вот это нечто сверхъестественное несет меня, и мое крошечное «я» уносится в пространство, как атом, как пыль, и я сознавал в это время, что таких атомов миллионы миллионов, и почему-то это сознание мне было сладостно-приятно.

Призрак проносился все далее, по аллее, потом между стеной скал с одной стороны и берегом озера – с другой. Я следовал за ним, повинуясь неудержимому влечению.

«Ах, это место мне знакомо», – подумал я, вглядываясь в знакомые мне скалы и траурно склонившие свои ветви над голубой водой озера кипарисы. Впереди передо мной возвышалась маленькая скала, на которой так часто сиживала Нина, а на противоположном берегу было другое знакомое мне место.

«Там в первый раз явился мне ты, проклятый двойник… ты, ты, ты приказал мне убить ее».

«Кто ты? – переспросил я самого себя, чувствуя, что мои мысли страшно спутываются. – Ты – я, я – ты, второе „я“ – враг мой, и он – я. Я болен, и это „я“ – кошмар… и его нет. Вот нет, нет…

Я стоял, оглядываясь вокруг и радуясь тому, что наконец он исчез.

«Ты – болезнь, кошмар мой, тебя нет, но ты был всегда во мне и терзал меня, гордый, гордый, и нашептывал мне нечеловеческие гордые мысли, и я убивал, убивал, убивал. Несчастный! Какой я несчастный, безгранично жалкий человек, и нет более несчастного меня на свете – никого, никого нет! Кровь убитых мной разлилась в моей душе кровавой пеленой, и в глазах моих ужасные круги, и всякий, кто меня видит, думает: вот страшное существо, из его глаз смотрит ужас и мрак. Спрятаться мне некуда: везде миллионы глаз. Несчастный, несчастный доктор Кандинский! Смотри, вот здесь, здесь ты убивал ее… гордый мыслью твоей, ты убивал ее с жестокостью палача. Смотри, ее тело вот там…»

Я сидел на выступе камня, на котором когда-то сиживала Нина с мандолиной в руке, проникаясь воспоминаниями о несчастной моей жертве. Ужас к себе смешивался с жалостью к ней, и мне казалось, что я слышу звяканье струн в воздухе. «О, я болен… это галлюцинация слуха…»

«Дзинь-дзинь!»

«Ужасное воображение», – подумал я, охваченный трепетом, поднялся с камня и стал озираться.

Маленькое озеро, сдавленное скалами, было неподвижно и прозрачно. В голубой воде его отражались небо и звезды, и все это двигалось там и искрилось. Ночь сияла, небо сверкало звездами, точно миллионами глаз, с которых лились трепещущие голубые лучи.

Я всматривался, и мне казалось, что все это одухотворено и природа – огромное таинственное божество, окутанное голубым покровом. «Что же я в ней понимаю? Ничего».

«Дзинь-дзинь!» – заохала струна в моем мозгу, и мне казалось, что звуки эти проходят по нервам всего моего тела до кончиков ногтей, и весь я содрогнулся. Мне представилось, что с озера поднялась прозрачная, точно белый пар, фигура девушки, подплыла ко мне, вздохнула и остановилась в воздухе, блистая очертанием прозрачного лица.

«Я себя убью!..» – сверкнула в моем уме мысль, и, охваченный ярким сознанием своей болезни и еще более страшных преступлений, я помчался со скалы вниз. Призраки мне не казались в это время страшными, но я сам в своих собственных глазах был ужасным, больным безнадежно и неспособным ничего понять. «Разбить голову о камень», – мелькнула вдруг мысль.

Меня что-то точно отбросило от берега, по которому я бежал, к каменной скале, но я удержался и помчался по берегу, с ужасом глядя вниз – на свое отражение в воде. Я убегал от самого себя, стан мой согнулся, голова опустилась, и мне казалось, что какие-то тени гонятся за мной и дуют мне в спину. Однако же я сознавал, что безумствую, что ничего этого нет. Ярость охватила меня, ярость дикого зверя, за которым гонятся, и, продолжая бежать, я все смотрел на свое отражение в воде с отвращением и ужасом; поднявшиеся во мне ярость и отвращение к себе были так велики, что я сжал зубы и вдруг отвратительно захохотал.

От моего горла вовнутрь точно проскользнуло что-то, и мне казалось, что кто-то засмеялся во мне – протяжно и жалобно.

– Что со мной? – воскликнул я, остановившись, и вдруг, невдалеке от себя, услышал знакомый голос. – Он делается невыносимым, ужасный этот Кандинский. Представь, он превращается в жалкого труса. Я ужасно ошиблась в нем.

«А, вот как!» – подумал я с отчаянием и злобой, сделал несколько шагов по направлению голоса и остановился в узкой долине, по сторонам которой громоздились высокие скалы причудливых форм. С голубого неба лился лунный свет и наполнял долину голубым сиянием. Огромные камни, разбросанные в разных местах точно руками каких-то великанов, стояли в самых фантастических положениях, иногда прикрепленные одним своим концом к скале и казавшиеся висящими в воздухе.