Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

Их усадили за один из лучших столиков. В кабинете с деревянным настилом, приятно пахнущим смолой.

— Предупреждаю, — заявил Венсан, снимая пиджак, — здесь не принято много есть. Своего рода «клуб анонимных анорексиков».

Хадидже он нравился все больше. Толстый, огромный, развязный, он, казалось, получал удовольствие от того, что действовал всем на нервы. Рубашка обтягивала его тело, как вторая кожа. Под мышками расплылись огромные пятна. Исходивший от него запах не имел ничего общего с утонченными ароматами, рекламируемыми в магазинах. Венсан будоражил мир моды, как камень, брошенный в стоячую воду. Но камень удивительно легкий, поднимавший брызги, но не шедший ко дну.

Изучая меню, Хадиджа удивлялась сочетаниям слов, разных кухонь и даже языков. Изысканные пряности соседствовали с простыми крестьянскими салатами. Классические мясные блюда приправлялись сахаром и прочими сладостями. К балтийской рыбе предлагались тропические овощи.

Она и сама принадлежала к смешанной культуре. Она никогда в жизни не бывала в Северной Африке, но любила дополнять свою повседневную одежду — джинсы и куртку — этническими побрякушками в стиле племен Сахары. Тяжелые серебряные украшения, переливчатые туники, резкие запахи, в которых мешались жасмин и мускус… Она даже покрасила пальцы хной.

— Выбрала? — спросил Венсан.

— Я тут ничего не понимаю.

— Хочешь, чтобы я объяснил?

— Нет. Мне все равно. Венсан хихикнул:

— Мы всех снобов за пояс заткнем, а?

— Я просто держу дистанцию. Я родом из Женневилье. Из места, которое называют «Бананом». Понятно? Я решила попытать счастья в этом деле, чтобы заработать на жизнь. А не для того, чтобы сменить кожу.

Венсан поднял бокал, украшенный ободком из кристалликов соли — он уже заказал ледяной коктейль:

— За Банан!

В этот момент Хадиджа обратила внимание на деталь, которой раньше не замечала. На безымянном пальце Венсана виднелся след кольца.

— Ты был женат?

Венсан машинально опустил глаза на свою руку. По его лицу пробежала тень. Он медленно кивнул.

—Плохие воспоминания?

— Можно сказать, я на этом обжегся.

Хадиджа промолчала. Она поняла, что откровения Венсана на этом не кончатся. И в самом деле он добавил:

— Для меня брак — это что-то вроде пожара химического происхождения.

Чтобы разрядить внезапно возникшую напряженность, она иронически заметила:

— Оригинальная метафора.

— Да не метафора, а опыт… практический. — Его голос звучал по-прежнему серьезно. — С течением времени между мужчиной и женщиной все сгорает, все уничтожается. Я имею в виду: все лучшее, что в них есть. В один прекрасный день они просыпаются в пепле.

— А почему «пожар химического происхождения»?

— Потому что между ними остаются только самые прочные материалы, те, что не горят. Ненависть. Горечь. Озлобленность. И страх. Когда я был репортером, то часто писал о катастрофах. Об авариях. О взрывах на заводах. Всегда остаются почерневшие остовы, несгораемые механизмы, которые отказываются рушиться. Подобного рода картины напоминают мне мой брак.

Подошел официант. Они сделали заказ. Когда он отошел, Венсан посмотрел на донышко своего бокала. Он вертел его в пальцах, следя за отбрасываемыми им отблесками.

— По крайней мере, я понял одну штуку, — пробормотал он. — Женщины носят любовь в себе.

— Но ведь и мужчины тоже, разве не так?

Черная линия

— Нет. В женщинах горит священный огонь. Они верят в любовь, как фундаменталисты верят в Бога. Какую бы девушку ты ни встретил, как бы она себя ни вела, при всей внешней беззаботности и независимости в ней, иногда очень глубоко, горит этот священный огонь.

От постоянных упоминаний об огне ее передернуло. Можно подумать, Венсан нарочно использует этот образ. Но она чувствовала, что согласна с ним. Он продолжал:

— Как те древние женщины, которые следили за огнем, который не должен был погаснуть.

— Весталки.

— Вот-вот. — Он подмигнул ей. — Побольше бы таких моделей, как ты.

Медленно подошел сомелье. Венсан взял у него из рук бутылку и знаком отослал его прочь.

— Каждая женщина — это храм, — повторил он, наполняя их бокалы. — И в храме этом горит огонь. Который никогда не гаснет.

Такой поворот беседы удивил Хадиджу. Разговаривать о персонажах античной истории с «королем размытости». Да, в Париже сюрпризы на каждом шагу. Неожиданно для себя самой она спросила:

— И как ты тогда выпутался?

Он одним глотком опустошил бокал.