Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

Хадиджа пытается вспомнить, как их спасали. Она видит только белых людей в масках, их суматошные движения и Марка, лежащего в луже собственной крови.

— Мои коллеги полагают, что Реверди не знал о втором уровне тревожной сигнализации. Я же уверен в обратном. Это на него не похоже — забывать такие вещи. Но он думал, что ему хватит времени, чтобы «сделать то, что он должен сделать». — Он едва заметно улыбается. — Не знаю, что он вам рассказывал, но у него от этих рассказов помутилось в голове. Он не заметил, как уходит время. Это вас и спасло.

Она рассеянно кивает. Она замечает на столике на колесах букет мелких гардений. Невероятно: он купил ей цветы. Смятый букетик похож на стиснутый кулак, на сжавшееся сердце. Она опять смотрит на полицейского: теперь его очередь, он кивает с легкой улыбкой. В этом типе есть обаяние, но он похож на вечного жениха-неудачника, Хадиджа представляет себе его жизнь в виде унылого берега реки — упущенные возможности уплывают в никуда.

Она осторожно приоткрывает рот — швы уже сняли.

— Вы… е-го… уби-ли?

Полицейский встает. Запах одеколона заполняет помещение. Он сам заполняет все своим белокурым присутствием. Медовый завтрак. Он молча ходит по палате, засунув руки в карманы. Хадиджа собирается с духом и выговаривает до конца:

— Вы… его… убили… или… нет?

— Да. Никаких сомнений.

Она вопросительно поднимает брови.

— Но тела мы не нашли.

Она закрывает глаза, охваченная паникой. Полицейский продолжает, как будто читает ужас на ее лице:

— Подождите. Реверди удалось убежать из камеры. Ребятам мешали эти комбинезоны, дыхательные маски. И он проскользнул между ними, легкий, босой, задержав дыхание. В коридорах никто не решался стрелять: слишком опасно.

Хадиджа представляет себе лабиринт идущих по кругу стальных коридоров, разные аппараты. Реверди, в черном комбинезоне, не дыша, исчезает среди хромированных бликов…

— Когда он выбежал на крыльцо, снайперы его достали. Ему вроде бы всадили минимум пять пуль в грудь. Я вам говорю о настоящих снайперах. Су-пернатасканные ребята. Им доверять можно.

— Почему… нет тела?

— Несмотря на раны, ему удалось выбраться за ограду на западе. Завод находится в Ножан-сюр-Марн, вы это знали? Наверное, он бросился в реку, протекающую возле завода.

Он замолкает, подходит к столику на колесах и рассеянно поглаживает цветы:

— В каком-то смысле это страшно себе представить: парень в подводном комбинезоне, босой, рвется к воде, как животное, стремящееся вернуться в родную стихию.

Сам того не замечая, полицейский обрывает несколько лепестков.

— Он упал в воду. Уже мертвый. Это точно. Десять дней. Мы тралим дно реки.

Она закрывает глаза. Он произносит более настойчиво, словно читая ее мысли:

— Он мертв, Хадиджа. Сомнений быть не может. Он говорит что-то еще, но Хадиджа слышит голос Реверди, стоящего перед ней в камере:

— «Там, где есть вода, я непобедим».

В начале ноября Марк очнулся.

Хадиджа уже давно встала с постели. Она пришла навестить его. Он лежал в соседней палате, но ее пустили к нему впервые. Увидев его, она испугалась. Не окружавших его аппаратов, не мониторов, на которых отражалась деятельность его организма, а его самого. Этого хмурого, упрямого лба, за которым, казалось, еще не рассеялся мрак, под коротким ежиком волос — его обрили наголо. Они оба были похожи на освобожденных узников концлагеря.

Она заставила себя улыбнуться, хотя губы еще тянуло. Он страшно исхудал. Кости лица резко проступали под белой кожей, усиливая игру теней. Голова мертвеца. И в то же время эта бледность жила, буквально фосфоресцировала под волосами средневекового венецианца. Она подумала про маленькие фонарики, которые вставляют в апельсиновую кожуру — белая мякоть так же бесконечно мерцает в их свете.

Она подошла поближе. Каждый разрез был закрыт повязкой. На висках, на горле, на ключицах, на предплечьях. Она знала, что повязки спускаются ниже, под рубашку, под простыню. У нее были такие же повязки, и врач не солгал: у нее все зажило за несколько дней. Насмешка судьбы: по словам врача, именно наличие меда, проникшего в раны, ускорило заживление.

Первыми словами Марка были:

— Они его не нашли. У них нет тела.

Хадиджа снова грустно улыбнулась. Наверное, с того момента, как он открыл глаза, к нему вернулось это наваждение. Реверди жив. Реверди идет по их следам. Реверди убьет их…

Она поняла, что психоз Марка безнадежен: даже увидев труп своего врага, он не перестанет бояться худшего, он будет приписывать убийце сверхъестественные способности. Марк вышел из комы, но не избавился от своих кошмаров.