Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

Остаться в гостинице? Вызвать полицию? Подняться и запереться в номерах до утра? Перед глазами Марка пронеслась картина: глаза, скатывающиеся с кровати, надпись неровными коричневыми буквами: «Прячься быстрее: папа идет». Бежать. Надо бежать. Главное — не оставаться в замке.

Он сжал руку Хадиджи и бросился вперед. Издалека доносились раскаты грома. С каждой секундой мрак все сгущался, давил все больше. Они пробежали вдоль стоянки. Марк всматривался в каждую машину, в каждый сантиметр ночи. Добежав до угла здания, он увидел тропинку, уходившую в темноту.

— Сними туфли, — приказал он.

Они бежали среди деревьев, теней, шорохов. Деревенская ночь. Внешний мир, на который ты смотришь дрожа через окошко натопленного домика. Квинтэссенция мрака, с которой, слава богу, не приходится иметь дело. Но они уже не созерцали ее из окна: они вошли в нее. Они бежали через этот мир, топтали его, нарушали его покой. Нарушали, как священное табу, преступить которое не осмелился бы никто другой.

Под их ногами трещали ветки. Они обдирали кожу о колючие кусты. Они спотыкались о корни. Они бежали вперед, не зная куда, не разбирая направления. Над их головами ветер раскачивал вершины деревьев, шелестели листья, ветки стегали темный свод неба.

— О, черт!..

Они оказались перед волнующимися зарослями ивняка. Он вспомнил про бамбук. Он представил себе, как эти листья гладят кожу убийцы. Как ветки внезапно касаются его лица, искаженного ненавистью. Марк представил себе, как он останавливается, наслаждаясь нежностью этого прикосновения, и чувствует, как постепенно, под влиянием этой ласки растений в нем зреет жажда преступления…

— Не сюда, — прошептал он.

Он еще сильнее сжал руку Хадиджи и повернул влево, через поле. Она следовала за ним без единой жалобы. Он подсознательно гордился ею — ее молчанием, ее отвагой.

Теперь они бежали по открытому пространству, шлепали по грязи, проваливались в борозды, проложенные на поле. Они преодолели вспаханный участок, добежали до кустарника, снова углубились в лес. Марк проклинал эту враждебную местность, разбуженную ветром, ожившую под дождем. Но он не осмеливался ни остановиться, ни оглянуться. Они неслись без оглядки в самом прямом смысле этого слова.

Когда он увидел амбар, то понял, что это то самое место. Или убежище, или тупик. Либо Реверди потерял их, и тогда они могут дождаться утра в этих стенах, либо он шел по их следам и все закончится в глубине хлева. Он снова потянул Хадиджу за руку. Он слышал, как она тяжело дышит, задыхается, но она ни разу не издала ни единого стона.

Он высадил дверь ударом плеча. Несмотря на вонь, от которой сжалось горло, несмотря на леденящий холод, он почувствовал, что успокаивается. Спрятаться под этой крышей, дождаться утра: о том, что будет дальше, он не задумывался. Мрак был почти полным. Они погрузились в застоявшуюся затхлую атмосферу, чувствуя под ногами утоптанную землю, усеянную засохшим навозом, вокруг них вдоль стен поднимались горы сырой соломы.

Марк закрыл дверь — и стало совершенно темно. Он подумал, не осталась ли случайно у него в кармане зажигалка, которой он воспользовался на пустыре в Нантере. Но в этот момент во мраке вспыхнул огонек. Блеснули кудри Хадиджи: у нее была своя зажигалка. Через несколько секунд огонек превратился в настоящий костер. Марк едва не закричал, но Хадиджа опередила его:

— Только не говори, что нас засекут.

Марк застыл с открытым ртом, но потом улыбнулся. Она права. Что он знает о законах охоты? О правилах ведения войны? На улице лило как из ведра. Тучи такие низкие, что дым, выходящий из окна, которое Хадиджа как раз очищает от соломы, сразу смешается с ними. Она вернулась и села у огня. Марк тоже подошел поближе: она подбрасывала в костерок самые сухие лепешки навоза.

Несмотря на зарождающееся тепло, она все еще дрожала. Он снял куртку и накинул ей на плечи — это была та малость, которую он мог для нее сделать. И тут же он встал. В голове гудело от самых разных мыслей. Надо приготовиться к осаде. Организовать сопротивление. Но как? У них ничего нет. Ни оружия, ни средств защиты, ни еды…

— Сядь. От твоей беготни меня мутит.

Марк замер. Его удивил властный тон, но еще больше — спокойствие ее голоса. Невероятно: она не боялась. Он упал на землю напротив нее. Между ними потрескивал костер, на лепешках навоза трепетали короткие, нервные язычки пламени странного зеленоватого оттенка.

— Я слушаю, — сказала она. — Я хочу знать все.