Жан-Кристоф Гранже - Черная линия

Марк выбрал два смежных номера, с дверью между комнатами. Он договаривался, стоя подальше от Хадиджи, чтобы не выглядеть бедным соблазнителем, плетущим свои сети. Какой-то крохотный участок его сознания, еще свободный от страха, протестовал против этой ситуации: Марк понимал, что выглядит как воскресный бабник, расставляющий ловушку секретарше.

Осмотр комнат только усугубил это ощущение. Кровать с балдахином, бархатное стеганое покрывало, мини-бар, уставленный бутылками с шампанским: арсенал охотника. Марк не осмеливался взглянуть на Хадиджу. Он сгорал от стыда.

Как только служащий вышел и Хадиджа устроилась в своем номере, Марк обшарил свой от пола до потолка. Это было смешно: не мог же Реверди спрятаться в шкафу. Но он подсознательно готовился к худшему. Он посмотрел в окно направо, на стоянку. Ничего особенного. Ни одной новой машины, ни одного посетителя, никаких быстро пробегающих теней.

Марк посмотрел на часы: половина девятого. Сейчас они пойдут ужинать. Тогда он поговорит с Хадиджей. У него не оставалось выбора. Как она отреагирует? Потребует ли она, чтобы они обратились в полицию? Без сомнений. Другого решения и не могло быть: он сам был в этом убежден.

Но вначале надо все объяснить.

Сегодня же вечером.

Хадиджа молча изучала меню.

На самом деле уголком глаза она наблюдала за Марком. В других обстоятельствах она бы расхохоталась. Одно только убранство стола заслуживало отдельного описания: по пять приборов каждого вида, свечи, казалось, отрегулированы по яркости, все столики отделены друг от друга ширмами, создающими интимные альковы.

Да, при других обстоятельствах она живот бы надорвала от смеха. Но не сегодня вечером: ведь этот жалкий ужин, эти дешевые декорации, эту безвкусную западню ей приготовил не кто иной, как Марк. И с самого отъезда из Парижа его поведение было насквозь фальшивым. Это приглашение, это внезапно изменившееся отношение к ней, этот нарочито жизнерадостный тон. Несмотря на все усилия, он казался чужим всему происходящему.

Чего он искал?

Зачем привез ее сюда?

Еще неделю назад одна мысль о возможности такой поездки привела бы ее в восторг или в смятение — но теперь все изменилось. И все после той мучительной вечеринки, безумного коктейля, где ее доморощенный герой, со своей окровавленной рукой и дикими манерами, показал себя во всей красе. В нем ощущалась какая-то жесткость, какая-то тайна, проникнуть в которую не мог никто и ничто. Человек, защищенный непробиваемой броней. Одинокий, отчаявшийся, непонятный. Сегодняшний вечер только подтверждал это ощущение.

Она решила идти напрямик:

— Ты хочешь мне что-то сказать, да?

Она уже задавала ему этот вопрос в машине, но ответа не получила, Он опять принялся лавировать.

— Нет, — улыбнулся он. — Или, вернее, да, но не сейчас. Что ты выбрала?

Он говорил голосом соблазнителя, с каким-то подтекстом. Господи, да за кого он ее принимает? Она чувствовала, как под столом он барабанит каблуком по полу. Она снова уткнулась в меню и буркнула:

— Я не разбираюсь в этих штуках. Марк шутливо предложил:

— Не хочешь попробовать «фарандолу из морских гребешков, в соке из красного мяса гребешка, приправленную маслом цитрусовых»?

Она улыбнулась.

— Или «сюпрем из пулярки с гарниром из ее сочных синих ножек»?

Она подхватила:

— Я лучше возьму «дубовые грибы шитаке в кокотнице».

— Я тебя понимаю. Но не забывай об «эндивии, припущенном в молодом вине».

— Не говоря уж об «утиной колбаске в слоеном тесте»!

Они расхохотались. Словно по волшебству, они почувствовали себя сообщниками. Их объединила очевидность, ясная, сверкающая. Как отсрочка неминуемого. Как глоток спиртного в окопе. Она сразу почувствовала, что долго это не протянется.

И действительно, лицо Марка внезапно застыло и побелело как мел. Перед ней возникло лицо покойника, неподвижное, отсутствующее, не принадлежащее этому миру.

— Извини, — бросил он.

И резко встал из-за стола.

Сомнений быть не могло.

В окне он увидел его. Бритая голова. Удлиненное серое лицо. Огромный рост. Точно, это он. Реверди. Марк пересек зал ресторана. Он не знал, что будет делать, — у него даже не было оружия. Но он хотел знать наверняка.

Он остановился на пороге, словно на краю пропасти. Осмотрел освещенный квадрат двора. Внимательно изучил серые камни, вдохнул свежий запах сырости, прислушался к шелесту листвы. Ничего. Он попытался проникнуть взглядом дальше, в темноту. Никого. Сельская ночь, не более и не менее угрожающая, чем все остальные.