Кейт Уайт - Подвал

Вскоре глиссер набрал скорость моторного катера. Теперь он уже не трясся и шел ровно. Однако обе француженки, сидевшие в тесной кабине в окружении полицейских, по-прежнему дрожали, стуча зубами. Им протянули широкое одеяло, от которого шел тошнотворный запах, но, несмотря на это, они тут же укрылись им, прижимаясь друг к другу. На лице каждого полицейского, обращенном к ним, застыло суровое выражение. Наконец, согревшись, они посмотрели друг на друга, и Анжела заметила на лице Жозетты синяки.

— Что с тобой случилось? — громко спросила она, стараясь перекричать шум двигателя.

— Я подралась!

— Что они от нас хотят? Мне ничего не объяснили!

Жозетта снова заплакала:

— Адриана… эта итальянка… я подралась с ней вчера. А сегодня утром ее нашли мертвой в сауне! Кто-то ее убил!

«Кто-то ее убил…»

Странно, но Анжела не ощутила ни любопытства, ни каких-либо других эмоций. Слова Жозетты описывали какую-то абстрактную ситуацию. Сама Анжела даже не помнила, как выглядит эта итальянка. Какая она? Какие у нее глаза, какой голос? Внезапно Анжела сообразила, что это одна из мажореток.

Жозетта продолжала смотреть на нее сквозь слезы, ожидая какой-то реакции. Анжела попыталась изобразить на лице ужас и прижала крестницу к себе. Изо рта у обеих шел пар. Дыхание было не слишком свежим, как обычно по утрам.

— Но я не могла этого сделать! Хоть ты-то веришь, что это не я? Ну скажи! Ты моя крестная, ты должна мне верить!

Анжела кивнула и попыталась улыбнуться. Жозетта понемногу успокоилась, уткнувшись лицом ей в грудь. Анжела тихо укачивала девочку. Окончательно перестав плакать, та вдруг подняла голову и с едва заметной улыбкой взглянула на крестную.

— Что такое? — спросила Анжела. — Почему ты на меня так смотришь?

Жозетта прошептала что-то неразборчивое.

— Что?

— А я знаю! Все знаю!

— Что ты знаешь?

— Наш шофер… он мне сказал на лестнице…

— Ты о чем?

— Ну не строй из себя святую невинность, крестная!

— Но я не…

— Он сказал, что вы… э-э-э… были вместе! Но я знаю, что это секрет! Не беспокойся, я никому не скажу!

Полностью сбитая с толку, Анжела лишь растерянно моргала, устремив взор в непроглядную черноту за окнами. У полицейских был такой же усталый вид, как и у обеих француженок. Но, как ни странно, невероятное сообщение Жозетты немного ободрило Анжелу.

— Я за тебя рада, крестная, — добавила та. — Но все-таки… в первый же день!..

И склонила голову ей на плечо. Анжела рассеянно смотрела на отсветы фар на снегу. Глиссер по-прежнему несся вперед, поглощая пространство застывшего фьорда. Это напомнило Анжеле, что у их поездки есть конечная цель. Да, кажется, все это происходит на самом деле…

С того момента, как в комнату вошел комиссар Бьорн, она словно бы сузилась. Жозетта невольно подумала, что этот толстый прямоходящий медведь, явно недовольный тем, что его пробудили от спячки, смотрит на нее с таким видом, словно никак не может решить, под каким соусом ее лучше всего съесть. Впрочем, «толстый» было не совсем правильное слово: человек, сидящий на табурете, придвинутом к письменному столу, казался мощным и внушительным — настолько все в нем было непропорционально. Череп его имел коническую форму: широкий сверху, поросший короткими темными волосами, напоминающими щетину, он резко сужался книзу — косые линии скул образовывали острый угол, смыкаясь на подбородке. Широкий лоб, лицо с правильными, но слегка обрюзгшими чертами, острый подбородок, словно грубо стесанный топором, грубая выдубленная кожа — и, по контрасту, светлые серо-голубые глаза, казавшиеся совершенно круглыми под густыми нависшими бровями. Невозможно было перехватить их взгляд: они смотрели прямо на собеседника и в то же время как будто сквозь него.

Торс Бьорна, обтянутый пиджаком из грубой шерсти, припорошенным пылью, казался величественным, словно у статуи национального героя, стоящей на городской площади. Перед тем как он сел, Жозетта успела обратить внимание на то, что его грудная клетка почти квадратная. Его одежда отчасти скрывала очертания мускулов, но природная мощь все равно ощущалась. Темные вельветовые брюки были усеяны давнишними и свежими жирными пятнами. Все части тела Бьорна казались скроенными по одной и той же — треугольной — модели. Угловатые плечи, выпирающие бицепсы, острые локти. Общее впечатление слегка нарушали толстые круглые ладони, похожие на медвежьи лапы: они казались дружелюбно-уютными, но это было единственное в облике человека-медведя, что не казалось угрожающим.