Бернадетт Энн Пэрис - За закрытой дверью

Мои родители, которые вот-вот должны были уехать, с недоверием отнеслись к загадочной тайской инфекции, не позволявшей мне видеться с Милли. Джек напугал их, что это может быть заразно, чтобы они не вздумали навестить меня. Но когда мы говорили по телефону, по их встревоженному тону было ясно: они боятся, что после замужества я охладела к Милли.

Мы виделись лишь раз, когда они ненадолго заехали к нам попрощаться. Во время короткой экскурсии по дому я впервые увидела некоторые комнаты первого этажа. Пришлось подыгрывать Джеку в спектакле: он заставил меня убрать мои вещи из спальни и выдал ее за гостевую комнату, а мою одежду разбросал у себя, чтобы казалось, будто я тоже там живу. Мне невыносимо хотелось рассказать все родителям и умолять о помощи, но рука Джека угрожающе давила на плечи – и я не посмела.

Может, я и решилась бы, если бы не комната Милли. Когда родители пришли в восторг от бледно-желтых стен, изящной мебели, кровати с пологом на столбиках, мне подумалось, что Джек не стал бы вкладывать в эту комнату столько труда, если бы действительно собирался делать с Милли что-то ужасное. И я поверила: где-то там, в потаенных уголках его души, еще осталась капля порядочности. Он будет держать на поводке меня, но не Милли.

Через неделю после отъезда родителей (и через долгих пять недель после возвращения из Таиланда) Джек наконец повез меня к Милли. Ее нога уже срослась, и мы могли вместе прогуляться и пообедать. Но это уже была не прежняя Милли. Не та счастливая девочка, которую я знала.

Родители предупреждали, что во время нашего отсутствия с Милли было трудно, но я связала это со свадьбой – она ведь не побывала подружкой невесты, вот и расстроилась. К тому же ей, конечно, было обидно, что я не приехала к ней сразу после медового месяца; когда мы говорили по телефону (Джек стоял рядом и дышал мне в ухо), она отвечала одними междометиями. К счастью, при виде сувениров из Таиланда, которые мне было разрешено купить в аэропорту, Милли быстро оттаяла. Однако Джека она, несмотря на новую аудиокнигу Агаты Кристи, откровенно игнорировала, и это его явно взбесило, тем более что Дженис была рядом и все видела. Я решила, что Милли расстроилась, потому что мы не привели Молли; я сказала, что мы оставили ее выкапывать луковицы в саду, но Милли и бровью не повела. Дело было в чем-то другом. Джек, пытаясь спасти положение, сообщил, что мы идем обедать в новое место. В ответ Милли заявила, что никуда с ним не пойдет и жить он с нами не будет. В надежде разрядить обстановку Дженис увела ее надевать пальто, и Джек, воспользовавшись случаем, тут же прошипел, что, если Милли не перестанет так себя вести, он позаботится о том, чтобы я ее больше не увидела.

Пытаясь оправдать поведение Милли, я высказала свою версию: быть может, она – судя по ее словам о том, что Джек не должен с нами жить, – просто не понимает, что после свадьбы мы с ним все время будем вместе, и не хочет меня с ним делить. Звучало это не слишком убедительно – ведь на самом деле Милли прекрасно знала, что муж и жена всегда живут вместе. Я понимала, что должна как можно скорее выяснить, почему она вдруг так невзлюбила Джека; должна успеть до того, как у него лопнет терпение и он выполнит угрозу насчет психушки. Но как поговорить с ней наедине, если он постоянно рядом? Если следит за каждым моим словом и ловит каждый жест?

В отеле, где мы обедали, возможность наконец представилась. После еды Милли попросила меня сходить с ней в туалет. Я уже было поднялась со стула, но тут Джек заявил, что она прекрасно справится сама. Милли уперлась; ее голос становился все громче и громче, и в итоге ему пришлось уступить, хотя он, конечно, пошел с нами. Женский туалет находился в конце небольшого коридора, и сопроводить нас до самых дверей, не привлекая внимания, было невозможно. Понимая это, Джек дернул меня за руку и зловещим шепотом, от которого кровь стыла в жилах, предупредил, чтобы я не вздумала ничего говорить Милли и вообще кому бы то ни было; он будет ждать в начале коридора, и нам лучше поторопиться.

– Грейс, Грейс! – закричала Милли, когда мы остались с ней вдвоем. – Джек плохой, очень-очень плохой! Толкал меня! Толкал меня на лестнице!

Я быстро приложила ей палец к губам, призывая к молчанию, и тревожно огляделась. К счастью (первая удача за долгое время!), все кабинки пустовали.

– Что ты, Милли, – прошептала я в ужасе: что, если Джек все же дошел до конца коридора и теперь подслушивает под дверью? – Джек не мог так поступить!