Линвуд Баркли - Двадцать три

– И еще ты допрашивал Лорейн Пламмер за несколько дней до ее убийства.

Последовала еще более долгая пауза.

– Да, конечно, было дело. Я ведь сам рассказывал тебе об этом, Барри. Хоть убей, не понимаю, на что ты намекаешь.

– Однако странно, что при всем этом ты и словом не упомянул о том, что общался с Фишер и Гейнор.

– Я выписываю целую кучу штрафов, Барри. Ты помнишь каждого, кому выдавал такую квитанцию во время службы патрульным полицейским?

Гейл молча взирала на меня широко распахнутыми глазами.

– Меня насторожил тот факт, что ты тем или иным образом вступал в контакт с каждой из этих трех женщин незадолго до того, как все они были убиты. И одно обстоятельство никак не укладывалось у меня в голове. Тот факт, что ты ни разу не упомянул об этом в связи с убийствами Фишер и Гейнор.

– Что я говорил тебе всего пять секунд назад? Я не помнил. Просто забыл, и все тут.

– Нам надо поговорить. С глазу на глаз. Давай проясним все обстоятельства. Уверен, всему можно найти объяснение. Ну, что скажешь?

Я ждал ответа.

– Ангус?

Тут он отключился.

Я посмотрел на Гейл, слеза медленно сползала по ее щеке.

– Я не понимаю, – пролепетала она. – Не понимаю, что происходит.

Тут взгляд мой сфокусировался на фотографии в рамочке, которая стояла на каминной доске. Типично портретный снимок, выцветший от времени. На нем женщина лет тридцати или около того. Миловидная, с темными глазами и темными волосами, волнами спадающими на ее плечи. И в ней определенно угадывалось внешнее сходство с Оливией Фишер, Розмари Гейнор и Лорейн Пламмер.

– Кто это? – спросил я Гейл.

Гейл проследила за направлением моего взгляда, всхлипнула и ответила:

– Это мама Ангуса.

У Ангуса и в мыслях не было навещать Намана.

Он крайне скептически отнесся к подозрениям Гейл о том, что торговец подержанными книгами может иметь отношение к отравлению городского водопровода. Катастрофа, имевшая место в Промис-Фоллз, никак не могла быть делом рук одного человека, почерпнувшего кое-какие идеи из справочника по ядам. Такое мог устроить лишь тот, кто имел самое непосредственное отношение к инфраструктуре города и хорошо ее знал. И Наман никак не подходил под это определение. Из того немногого, что успел рассказать ему Дакворт во время первой встречи в тот день, Ангус сделал вывод: Виктор Руни – вот кто подходит под это определение по всем статьям.

Но посещение книжной лавки было отличным предлогом, чтобы выйти из дома и избавиться от назойливо заботливой Гейл.

Он видел еще одну.

Еще одну женщину, удивительно похожую на мать.

Последнее время это случалось с ним все чаще. Потому ли, что этот тип действительно стал попадаться на глаза чаще? Или жажда его обострилась?

Да какая разница!

Со времени смерти Оливии Фишер прошло уже целых три года. И его так и подмывало испытать это снова. Но затем он остановил Розмари Гейнор за превышение скорости – выдавала шестьдесят миль в час вместо положенных здесь сорока. И было в ней нечто такое, нечто в глазах, в том, как темные волосы падали на плечи, что его, как говорится, зацепило.

Знай он, что у нее уже есть ребенок, он бы отпустил ее с миром. Но на заднем сиденье не было детского креслица, вообще ничего, указывающего на то, что она мать. Лишь убив ее, Ангус узнал, что на втором этаже дома спал маленький ребенок.

Не было никакого смысла убивать женщину, которая уже родила. Слишком поздно. Надо убивать до того .

С Лорейн Пламмер все обстояло яснее и проще. Она была студенткой. Никакого постоянного парня, да и замуж она вроде бы не торопилась. Так что материнство ей грозило разве что в относительно отдаленном будущем.

Возможно, именно поэтому желание расправиться с ней наступило вскоре после случая с Розмари Гейнор. Он стремился поскорее исправить свою ошибку.

Но эта определенно подходила по всем статьям. И была так похожа на Лиану .

Последнее время они регулярно общались. Просто болтали обо всяких пустяках в одностороннем порядке. Это посоветовал психотерапевт, которого он посещал задолго до того, как они с Гейл переехали в Промис-Фоллз. Надо дать голос своим чувствам , говорил он . Даже если она тебя не слышит, ты услышишь самого себя. Высвободишь свои чувства, выпустишь их наружу.

Иногда он говорил с ней, держа телефон в руке, но не набирая никакого номера. Или же разговаривал с ней, когда вел машину – так, будто она сидела рядом. Порой он всматривался в фотографию, что стояла на каминной доске. Говорил ей, что у него на уме. Говорил честно и прямо.