Эрика О'Роурке - Диссонанс

– Я очень долго смотрел не туда, куда надо, – сказал он. – Но я рад, что все встало на свои места.

Он снова поцеловал меня долгим, нежным поцелуем. От нахлынувших чувств у меня на глазах выступили слезы. Я вдруг поняла, в чем главная разница между тем Саймоном, который был сейчас рядом со мной, и остальными. Он знал меня. А я – его. И теперь я любила именно его. Не его внешность, не его руки, не его чувства ко мне, а его самого.

Мне очень хотелось верить, что то, что произошло сейчас, было неизбежно. И чувство Саймона ко мне было настолько сильным, что он полюбил меня в двух мирах – по той причине, что сама Мультивселенная хотела, чтобы мы были вместе.

Но только это не так. Какие бы чувства по отношению ко мне Саймон ни испытывал, они возникли не оттого, что он наконец «разглядел» меня. Они были остаточными. Наши воспоминания друг о друге переплелись в одном из параллельных миров. Мультивселенная копировала сама себя – и насмехалась надо мной.

В противном случае этот Саймон никогда бы не взглянул в мою сторону.

Лить слезы – пустое занятие. Оно не дает вам ровным счетом ничего – вы лишь напрасно расходуете энергию и время, которые лучше потратить на изучение ситуации и решение возникшей проблемы.

Поэтому я не стала плакать, когда Саймон высадил меня у дома и поцеловал на прощание, не сознавая, что его чувства по отношению ко мне были чувствами кого-то другого. Не заплакала я и тогда, когда отец вышел из своей спальни, чтобы узнать, как прошел вечер. Даже после того, как я поднялась в свою комнату, мне удалось сдержаться и не разрыдаться от понимания того, что мои одиночные Путешествия привели к гораздо большей беде, чем пророчила Адди.

Вместо этого я стиснула зубы и в конце концов заставила себя заснуть. Проснувшись на следующий день, обнаружила, что у меня болят нижняя челюсть и голова, и я по-прежнему не знаю, как быть с возникшей проблемой.

Но конечно, улеглась в постель я не сразу. До самого рассвета я прокручивала в памяти разные эпизоды общения с Саймоном, снова и снова приходя к одному и тому же выводу. Следовало признать очевидное – подлинный Саймон находился под влиянием своих отражений в других мирах. Более того, они определяли его поведение. Между тем он не являлся тем же Саймоном, что и они – он был другим человеком и никогда не сделал бы тот же выбор, что и они. В общем, сам он никогда не обратил бы на меня внимания. Основой для его поступков служили чужие воспоминания.

И все же настоящий Саймон понимал меня так, как никто другой, и видел во мне то, что другие не замечали. Поэтому я не была уверена, что смогу порвать с ним, даже зная правду. Да, конечно, скорее всего рано или поздно у него зародятся какие-то сомнения, которые разрушат все, что возникло между нами, но сейчас… я просто не могла все обрубить.

Но может быть, все же существовал шанс разделить Саймона и его отражения, избавить его от их влияния? Если да, то в этом случае можно было надеяться, что чувства Саймона ко мне окажутся достаточно сильными, чтобы наши отношения продолжились.

В глубине души я отчетливо понимала: Саймон связан с проблемами, возникшими в Главном Мире, причем гораздо теснее, чем я изначально предполагала. Очевидно, что если я хочу попробовать освободить его, мне одной это не под силу.

Элиот всегда вставал раньше меня. Но поскольку я почти не ложилась, подремав час после восхода солнца, мне удалось застать его спящим. В дверь дома, держа в руке чашку с кофе, я постучала в начале восьмого.

– Дэл! – воскликнула миссис Митчелл, обнимая меня. – Мои часы, наверное, отстают?

– Нет. Просто я сегодня ранняя пташка. А где Элиот?

Она покачала головой:

– Боюсь, он еще спит.

– Пойду его разбужу, – сказала я, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Дойдя до двери комнаты Элиота, я с ходу распахнула ее. – Эй, вундеркинд, вставай! У нас проблема.

Элиот зашевелился под одеялом.

– Эй! – Я пересекла комнату и несколько раз ткнула его кулаком. – Поднимайся!

– Еще пять минут, – сонно пробормотал он и натянул одеяло на голову.

– Я не твоя мама, – сказала я, ставя чашку на прикроватную тумбочку. – Так что надеюсь, что ты в пижаме.

С этими словами я одним движением сорвала с Элиота одеяло и бросила его на пол.

– О, черт… Господи, как холодно, – заныл он.

– Рада, что ты спишь не голышом. Я так и думала, что ты будешь в трусах-боксерах.

На Элиоте в самом деле были темно-синие трусы в виде шортов, резинка которых сползла так низко, что мне пришлось отвернуться.