Тесс Герритсен - Двойник [litres]

– В его офисе идет ремонт, так что он сегодня работает дома. Прямо по коридору и направо.

– Простите… мне очень неловко, но я не знаю вашего имени.

– Бонни.

Бонни, Барби. Вполне созвучно.

– Вы, видимо… госпожа Ван Гейтс? – спросила Риццоли.

– Ага.

Жена-трофей. Ван Гейтсу, должно быть, около семидесяти.

– Могу я воспользоваться туалетом? Мне сейчас приходится бегать туда каждые десять минут.

И тут Бонни заметила, что Риццоли беременна.

– Ах, дорогуша! Конечно. Уборная вон там.

Риццоли никогда еще не видела туалета в карамельно-розовых тонах. Унитаз возвышался на подиуме, подобно трону, а рядом на стене висел телефон. Неужели кому-то приспичит вести деловые переговоры, не отрываясь от других дел, не менее важных? Она вымыла руки розовым мылом над розовой мраморной раковиной, вытерла их розовым полотенцем и вышла в коридор.

Бонни исчезла, но сверху доносились звуки музыки и топот ног. Вероятно, Бонни выполняла свои упражнения. «Мне тоже потом придется попотеть, чтобы вернуть форму, – подумала Риццоли. – Но я не стану делать это в таком розовом скафандре».

Она направилась по коридору в поисках кабинета Ван Гейтса. Сначала заглянула в просторную гостиную с белым роялем, белым ковром и белой мебелью. Белая комната, розовая комната. Что дальше? В коридоре ей встретился еще один портрет Бонни, на этот раз в образе греческой богини – белое платье-туника, сквозь прозрачную ткань просвечивают соски. Боже, этим людям место в Лас-Вегасе!

Наконец она добралась до кабинета.

– Господин Ван Гейтс! – окликнула она хозяина.

Мужчина, сидевший за столом вишневого дерева, оторвался от бумаг, и Джейн увидела водянистые голубые глаза, немолодое лицо в складках, с отвисшим подбородком, волосы… Боже, что за оттенок? То ли желтые, то ли оранжевые. Окрас явно получился по недоразумению, плохая работа парикмахера.

– Детектив Риццоли? – осведомился он и уставился на ее живот. Как будто никогда не видел беременного копа!

«Смотри на меня, а не на живот». Риццоли подошла к столу и протянула руку для пожатия. Заметила предательски торчащие на его голове клочки пересаженных волос – последняя отчаянная попытка повернуть время вспять. Издержки обладания женой-трофеем.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – сказал он.

Джейн устроилась в гладком кожаном кресле. Оглядевшись по сторонам, она отметила, что декор кабинета радикально отличается от интерьера остальных помещений. Он был выполнен в традиционном адвокатском стиле, с обилием кожи и темного дерева. Полки из красного дерева были забиты юридической литературой. Ни намека на розовый цвет. Было совершенно очевидно, что это его вотчина – зона, свободная от Бонни.

– Даже не знаю, чем могу вам помочь, детектив, – начал он. – Удочерение, которое вас интересует, состоялось сорок лет назад.

– Ну, не такая уж древняя история.

Он рассмеялся:

– Думаю, вас в то время еще и на свете не было.

Интересно, это намек? Пытается сказать: ты, мол, слишком молода, чтобы беспокоить меня такими расспросами?

– Разве вы не помните имена участвовавших в сделке людей?

– Я просто хочу сказать, что это было очень давно. В то время я только-только стал юристом. Работал в арендуемом офисе с арендованной мебелью и даже без секретаря. Сам отвечал на телефонные звонки. Я брался за любые дела – будь то разводы, усыновления или вождение в нетрезвом состоянии. За все, что позволяло мне оплачивать аренду.

– И разумеется, у вас сохранились все материалы по этим делам. Даже самым давним.

– Они в архиве.

– В каком?

– В Квинси. Но прежде чем мы продолжим, я должен вам кое-что сказать. Стороны, участвовавшие в интересующей вас сделке, просили об абсолютной конфиденциальности. Биологическая мать не хотела, чтобы ее имя было предано огласке. Все материалы давно опечатаны.

– Речь идет о расследовании убийства, господин Ван Гейтс. Одна из приемных дочерей погибла.

– Да, я знаю. Но я не вижу связи с удочерением сорокалетней давности. Какое это может иметь отношение к вашему расследованию?

– Зачем вам звонила Анна Леони?

Он явно опешил. И что бы он потом ни говорил, это не могло замаскировать первоначальную реакцию – выражение крайней растерянности.

– Простите? – переспросил он.

– За день до убийства Анна Леони позвонила вам в офис из своего номера в отеле «Тремонт». Мы получили распечатку ее телефонных звонков. Ваш разговор длился тридцать семь минут. Так вот мне кажется, что эти тридцать семь минут вы должны были о чем-то говорить. Не могли же вы заставить бедняжку так долго ждать на линии?