Дебора вся сжалась, как маленький кролик.
— Извини, но я должен это сделать.
Похоже, девушка немного пришла в себя. Она дотронулась до его щеки.
— Конечно.
Теперь уже Текох слышал шаги совсем близко. Он поднялся из их неглубокого укрытия, повернулся лицом к вершине холма, сложив ладони рупором, и набрал полную грудь воздуха.
Брин схватил винтовку, включил прицел и оглядел склон. Никакого движения. Израильтяне по всему периметру обороны затаили дыхание, то же самое сделали и поднимавшиеся по склону арабы. Брин подумал, что банки, наверное, качнуло ветром, а может, их задело животное или скатившийся комок земли. Такое не раз случалось днем. Он расслабился, но продолжил наблюдение.
Охотники за снайпером тревожно замерли. Мурад пристально вгляделся в выступ и, как только израильский снайпер включил прицел, заметил свет. Зеленый свет, значит, у снайпера американский ночной прицел. Видимость у такого прицела лучше, чем у его инфракрасного, но Мурад надеялся компенсировать этот недостаток меткостью стрельбы. Он поймал на мушку зеленый огонек и стал ждать, когда позади этого огонька появится голова.
Осматривая склон, Брин высунулся над земляным бруствером.
— Беги и передай, что пока я ничего не заметил, — прошептал он Ноеминь.
Она кивнула и бесшумно побежала к командно-наблюдательному пункту.
Мурад увидел красновато-белое пятно на лбу Брина в том месте, с которого Ноеминь стерла пот вместе с маскировочной грязью. Он быстро послал в цель три пули. Глушитель кашлянул очень тихо, как слабый старик, прочищающий горло.
Брин даже ничего не почувствовал. Он упал на спину в пыль и дернулся в предсмертной судороге. Его винтовка покатилась вниз по склону.
Через несколько минут ашбалы снова двинулись вперед, но кто-то из них опять задел проволоку. Банки зазвенели.
Хоснер, Добкин и Бург стояли на командно-наблюдательном пункте, который Ноеминь Хабер никак не могла отыскать в темноте. Наконец она заметила футболку, заменявшую знамя, и, подбежав к командирам, доложила обстановку.
Хоснер прислушался, ожидая снова услышать звон банок, но все было тихо. Он повернулся к Хабер и двум другим посыльным.
— Передайте по всей линии, что, как только я свистну, пусть открывают шквальный огонь и палят в течение десяти секунд.
Посыльные разбежались по своим позициям.
Через некоторое время Хоснер свистнул. Те из обороняющихся, кто находился поближе, услышали его свист и открыли огонь, что послужило сигналом и для остальных.
Ашбалы замерли, потом попадали на землю, нескольких из них ранило, но они не кричали от боли, боясь, что офицеры их задушат. Офицеры же и сержанты ашбалов отчаянно шептали своим подчиненным, стараясь удержать их от ответного огня:
— Это только провокация. Провокация. Не стрелять!
Однако каждая секунда интенсивного огня тянулась, словно год; пять автоматов «АК-47», захваченные израильтянами, поливали свинцом весь склон, и в этих условиях даже самые дисциплинированные из ашбалов начали хвататься за предохранители и спусковые крючки своих автоматов. Один молодой араб уже готов был открыть ответный огонь, но в эту секунду стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. На шквальный огонь, продолжавшийся всего десять секунд, было истрачено значительное количество боеприпасов.
Восточный ветер унес запах пороха, последние звуки выстрелов, отражаясь от окружающих холмов, замирали в ушах обороняющихся. И никто из них не мог поверить, что ашбалы могли быть настолько дисциплинированными, чтобы не открыть ответный огонь, не застонать от боли в случае ранения, не вскрикнуть от страха, когда в лицо попадали отколотые пулями комья земли.
Хоснер повернулся к Добкину и Бургу.
— Похоже, мы палили впустую.
— Надеюсь, посты наблюдения и подслушивания не пострадали, — проговорил Бург.
— Если все вели огонь строго по своим секторам, а посты оставались на месте, то никто не должен был пострадать, — заметил Добкин и посмотрел в направлении восточного склона. — Донесений с постов нет, и если они ничего не слышали, то, думаю, это ложная тревога. Животные, ветер, комья земли. В этом и заключается недостаток подобных средств раннего обнаружения. Как-то в шестьдесят седьмом году в Суэце на проволоку натяжного устройства сигнальных ракет сел воробей… хотя кого, черт побери, интересует, что было в Суэце в шестьдесят седьмом году?
— Никого, — заверил его Хоснер.
Читать дальше