Нельсон Демилль - Реки Вавилона

Хоснер почти не слушал Мириам. Это была бессмысленная, опасная молитва для людей, которым предстояло жить с чувством мести и ненависти в сердцах, если им суждено было остаться в живых. Мириам, Мириам… Когда же ты поймешь это?

Похороны закончились. Хоснер вдруг заметил, что все разошлись и он остался один. Он устремил взгляд через Евфрат, через покрытые грязью равнины, туда, где черное бархатное небо сомкнулось с черным горизонтом, туда, где был Иерусалим. Ему даже показалось, что он видит огни Старого города, но это были всего лишь звезды, мерцавшие на горизонте. Видение исчезло, и в этот момент Хоснер понял, что уже никогда не вернется домой.

Они появились вскоре после окончания погребальной службы. Ашбалы уже не шли цепью, как прошлой ночью, а разбились на небольшие огневые группы по три, шесть и девять человек. Передвигались они быстро и бесшумно от одного естественного укрытия к другому. Арабы выбрали на этот раз лучшие пути подхода к вершине холма, однако они оказались более труднопроходимыми. Ашбалы с удивлением обнаруживали насыпи, перегораживавшие канавы, но переползали их, словно змеи, и продолжали подниматься вверх. Приказ не шуметь и не включать фонарики выполнялся строго, оружие было обмотано тряпками, лица замазаны темной краской. Им было объявлено, что любое нарушение приказа будет караться смертью.

Чуть позади первых рядов наступающих ползли Ахмед Риш и его лейтенант Салем Хамади. Оба понимали, что эта попытка штурма может оказаться последней. Если они потерпят поражение, то это будет означать унижение и неизбежную смерть от рук своих же людей или от рук представителей трибунала, состоявшего из других палестинцев. Или и того хуже — всю оставшуюся жизнь за ними будут охотиться люди из антитеррористического подразделения «Гнев Божий». А может, придется остаток жизни провести за решеткой в тюрьме Рамлы. По иронии судьбы, на этом холме находился командир подразделения «Гнев Божий» Исаак Бург, и от того, возьмут ли они этот холм, зависели их будущая судьба, честь и слава. Для Риша и Хамади это была самая важная ночь в их жизни. Перед Ришем взметнулся песчаный вихрь, он прикрыл рукой глаза и приблизил губы к уху Хамади.

— Древние боги с нами. Пазузу послал нам ветер.

Хамади не был уверен, кому в помощь был послан этот ветер. Он выплюнул изо рта песок и хмыкнул.

Натан Брин потер глаза, снова взглянул в прицел и выключил его. Он обнял пристроившуюся рядом с ним Ноеминь Хабер.

— Глаза устали. Наблюдаю с самого захода солнца. — Брин продвинул винтовку вдоль земляного бруствера. — На, посмотри теперь ты.

Ноеминь провела рукой по его волосам, вытерла пот и маскировочную грязь со лба Натана. Случилось неизбежное, и это должно было произойти между ними после стольких часов боев и высочайшего нервного напряжения, тем более никто из них не знал, сколько им еще осталось жить. Ноеминь сомневалась, что обратила бы на него внимание в каком-нибудь тель-авивском кафе, но это был Вавилон, и, наверное, даже воздух в этом месте был пропитан духом распутства.

Они занялись любовью в промежутке между заходом солнца и окончанием похорон так же торопливо, как Хоснер и Мириам Бернштейн, но более неистово. Однако каждый раз прерывали свое занятие, если у кого-нибудь из них возникало тревожное чувство, и тогда Брин осматривал склон в ночной прицел. Но это было раньше, когда появление ашбалов в этой зоне представлялось маловероятным. Теперь же они лежали полностью одетые, так как угроза атаки была очень серьезной.