— Рассчитываешь на то, что власти Ирака попытаются нас спасти?
— Кто знает? Арабы одновременно способны на самые благородные и самые зверские поступки.
Хоснер кивнул.
— Думаю, они тоже заинтересованы в успехе нашей мирной миссии. Если в Багдаде узнают, что мы здесь, то есть надежда на спасение.
Добкин махнул рукой, давая понять, что не верит в подобное предположение.
— Разве можно загадывать в данном случае? Может быть, о мире уже и разговоров никаких не идет. Но вообще-то я не политик. А вот с военной точки зрения точно будет очень тяжело оказать нам помощь на этой территории. Это я знаю наверняка.
Хоснер остановился возле самолета, увидев людей, разбившихся на небольшие группы и переговаривавшихся между собой. Он понизил голос.
— Почему?
Добкин тоже заговорил тише.
— Понимаешь, по последним данным нашей разведки у Ирака мало вертолетов, еще меньше десантников, а гидропланов вообще нет. А только этими средствами можно доставить сюда войска в это время года. Армия Ирака хорошо подготовлена и оснащена для ведения боевых действий в пустыне, а в этот сезон между Тигром и Евфратом полно болот, топей, грязи и разлившихся ручьев. Многие армии терпели неудачи, пытаясь захватить Месопотамию весной.
— А как насчет легкой пехоты? Неужели ее больше никто не применяет?
Добкин кивнул.
— Да, легкая пехота смогла бы добраться сюда. Но это займет много времени. Недалеко к югу от нас расположен небольшой городок Хилла. Правда, я не знаю, есть ли там гарнизон и смогут ли они добраться до нас. А если даже и доберутся, то не встанут ли они на сторону палестинцев?
— Ладно, оставим этот разговор между нами.
— Это военная тайна номер один. А теперь я сообщу тебе еще и военную тайну номер два. В иракской армии целые подразделения состоят из бывших палестинцев. Не хотел бы я оказаться на месте командира в иракской армии, которому придется испытывать преданность подчиненных ему палестинцев, приказывая им сражаться против своих соотечественников. Но мы не должны снижать моральный дух наших людей, поэтому и эта информация — не для всех.
Подойдя к «Конкорду», Хоснер и Добкин остановились возле носа самолета. В нескольких метрах от лайнера возвышались развалины, в которые он едва не врезался. Развалины напоминали разрушенный загон для скота, но при более близком рассмотрении оказалось, что сложены они не из камня, как считал Хоснер, а из обожженных глиняных кирпичей, широко распространенных в Месопотамии. Крыша была частично накрыта финиковыми пальмами. Сквозь пролом в стене Хоснер увидел мужчин и женщин, переговаривавшихся между собой. Это шло совещание, проводимое министром иностранных дел.
Хоснер обернулся на раздавшийся в темноте звук и разглядел пассажиров, стоявших под дельтовидным крылом возле правого борта. Раввин начал субботнюю службу с опозданием. Хоснер узнал маленькую фигуру Иакова Лейбера, которого поддерживали под руки два других стюарда.
Под фюзеляжем он заметил какое-то движение, и внезапно из-под согнутой носовой опоры шасси вылез Питер Кан. В руке он держал фонарик, который сразу же выключил.
Добкин подошел к нему.
— Ну, как дела?
— Плохо.
— Что плохо? — спросил Хоснер.
Кан посмотрел на него и улыбнулся.
— А вы сегодня здорово отличились, господин Хоснер.
— Так что плохо?
— Дополнительная силовая установка. Ее повредило, когда согнулась передняя опора шасси.
— И что это значит? Взлететь не сможем?
Кан с трудом выдавил из себя улыбку.
— Нет. Но еще несколько сот литров топлива осталось на дне крыльевых топливных баков. Если нам удастся запустить дополнительную силовую установку, то заработает генератор и мы получим электричество для работы радиостанций. А батареи долго не протянут.
Хоснер кивнул. Все для них могло решиться через несколько часов, а значит, пока сойдут и батареи.
— Где Бекер?
— В кабине.
Хоснер поднял голову и посмотрел на склоненный нос самолета. За лобовым стеклом мерцал зеленоватый свет, и он различил силуэт Бекера.
— Я хочу поговорить с ним.
Добкин покачал головой.
— Нет, сейчас с тобой хочет поговорить министр иностранных дел. — Генерал кивнул в сторону загона для скота.
Хоснера совсем не привлекала перспектива этого разговора.
— Я с ним потом поговорю.
— Боюсь, что вынужден настоять.
Наступило молчание. Хоснер снова посмотрел на кабину «Конкорда», потом перевел взгляд на загон для скота. Кан почувствовал себя неловко и отошел в сторону. Хоснер нарушил молчание.
Читать дальше