Нельсон Демилль - Реки Вавилона

Хоснер сидел один в траншее. Пыль и песок начали засыпать его ноги. То место, где недавно напротив него сидел Бург, уже совсем завалило. А скоро засыпет и все построенные укрепления. Когда-нибудь засыпет и «Конкорд», и останется только его огромный силуэт. И кости их будут покоиться в пыли. А все, что останется от них, и их героические поступки станут очередным письменным свидетельством страданий и мук, хранящимся в библиотеке Иерусалима. Хоснер сгреб с ноги кучу пыли и развеял ее по ветру. Вавилон. Он ненавидел это место. Ненавидел каждый квадратный сантиметр его мертвой пыли и глины. Вавилон. Это место губит людей, убивает их души. Миллион актов надругательства над моралью были совершены здесь. Массовые убийства. Рабство. Прелюбодеяние. Приношение в жертву людей. Как же могла любовь к Мириам вспыхнуть в таком месте?

Он послал за ней, но не было никакой гарантии, что Мириам придет. Сердце тяжело колотилось в груди, рот пересох, руки дрожали. «Мириам, приходи быстрее». Ожидание становилось просто невыносимым. Хоснер посмотрел на часы. С момента ухода Бурга прошло пять минут, а три минуты назад он отправил посыльного в «Конкорд». Хоснеру захотелось встать и уйти, но он не мог двинуться с места — где она будет искать его?

Он услышал голоса и увидел силуэты двух фигур. Одна из фигур показала пальцем в его направлении, повернулась и исчезла. Вторая двинулась к нему. Хоснер облизнул губы и постарался придать твердость своему голосу.

— Я здесь.

Мириам скользнула в траншею и опустилась рядом с ним на колени.

— Что случилось, Иаков?

— Я… просто хотел поговорить с тобой.

— Значит, я свободна?

— Нет. Нет, я не могу этого сделать. Бург…

— Ты можешь делать здесь все, что хочешь. Ведь ты же царь Вавилона.

— Прекрати.

Мириам нагнулась к нему.

— Какая-то частица тебя полностью согласна с Бургом. А какая-то частица говорит: «Заприте эту стерву, держите ее под замком. Я — Иаков Хоснер, я принимаю твердые решения и не меняю их».

— Не надо, Мириам…

— Пойми меня правильно. В данном случае меня волнует не моя судьба или судьба Эстер. Меня волнуешь ты. И часть тебя умрет, если ты позволишь этому фарсу продолжаться и дальше. С каждой минутой, пока он продолжается, ты становишься все меньше похожим на человеческое существо. Прояви хоть раз доброту и сострадание. Не бойся показаться тем Иаковом Хоснером, которого я знаю.

Хоснер медленно покачал головой.

— Не могу. Я действительно боюсь. Боюсь, что все здесь выйдет из-под контроля, если я проявлю милосердие. Боюсь…

— Боишься, что и себя не сможешь контролировать, если проявишь милосердие.

Хоснер подумал о Моше Каплане. Как он мог совершить такое по отношению к этому человеку? Подумал он и о других людях, с которыми поступал в своей жизни так же, как с Моше Капланом. Вспомнил Мириам, читающую «Равенсбрюкскую молитву».

И, словно угадав его мысли, Мириам произнесла:

— Я не хочу быть твоей жертвой, твоим кошмаром, твоим пугающим призраком. Я хочу быть твоей помощницей.

Хоснер подтянул ноги и опустил голову на колени. В такой позе он не сидел с детских лет. Он почувствовал, что теряет самообладание.

— Уходи.

— Не так-то это легко, Иаков.

Хоснер вскинул голову.

— Да, это нелегко. — Сквозь темноту он вгляделся в Мириам.

«Он выглядит таким потерянным, — подумала она. — Таким одиноким».

— Чего ты хотел от меня?

Он покачал головой и ответил дрогнувшим голосом:

— Не знаю.

— Ты хотел сказать мне, что любишь меня?

— Я трясусь, как школьник на первом свидании, даже голос звучит выше на целую октаву.

Мириам протянула руку и погладила его по волосам.

Взяв ее руку, Хоснер поднес ее к своим губам.

Ему хотелось поцеловать ее, приласкать, но вместо этого он просто обнял ее и крепко прижал к себе. Потом Хоснер тихонько отстранил Мириам и опустился на одно колено. Сунув руку в карман рубашки, он что-то вытащил оттуда и протянул Мириам. Это была серебряная звезда Давида, сделанная из отдельных треугольников, соединенных между собой заклепками. Некоторые заклепки отлетели, и треугольники шатались. Хоснер постарался, чтобы его голос прозвучал как можно беспечнее.

— Я купил это во время своей последней поездки в Нью-Йорк. В магазине «Тиффани». Возьми от меня на память и почини ее. Хорошо?

Он отдал ей звезду Давида. Мириам рассмеялась, и в этом смехе прозвучала неподдельная радость.

— Это твой первый подарок мне, Иаков… а ты пытаешься сделать вид, что это вовсе и не подарок. Спасибо, любовь моя, спасибо.