Читаю ее. Там одна строчка.
– Что скажете?
Я ничего не могу сказать. Но сказать что-то надо.
– Вы правильно сделали, что сообщили мне, и только мне. Я распоряжусь, чтобы вас премировали. Где нашли?
– Недалеко от входа на фабрику. Трудно было ее не заметить на асфальте… Судя по всему, ее перебросили снаружи, через стену.
– Это значит, что они и внутри, и снаружи… Повсюду враги. Как часто вы делаете обход ночью?
– Раз в два часа.
– Маловато. Нужно чаще. Хотя бы раз в час. И сколько человек этим занимается?
– Один.
– Один? Я не ослышалась – один?
– Координатор, весь штат нашей охраны – восемь человек. Этого хватает с избытком. Выйти с базы невозможно, как и проникнуть внутрь. Повсюду стоят камеры. А для решения мелких задач восьми человек хватает.
– Увеличьте штат вдвое. Ночью пусть совершают обходы не один, а четыре человека, и не только по периметру, но и внутри зданий. Поделите базу на четыре участка, на каждом участке – свой охранник.
– Где я возьму еще восемь человек?
– Я откуда знаю? Меня это не касается. Снимите с производства. Чтобы в течение дня вопрос был решен!
– Во имя разума, – покорно соглашается тот.
Я уже не усну. Придется шагать в столовую, чтобы досрочно позавтракать. Как назло, кофе на базе нет в принципе, даже для координаторов. С этим надо что-то делать. Может, организовать доставку контрабандным путем?
Вскоре база просыпается. Столовая заполняется людьми. Мне остается лишь дождаться Яна и Викусика и отозвать их в сторону.
Рассказываю про записку, уже зная, какова будет реакция Яна.
– Ну что я говорил… – произносит он.
– А что ты говорил? – тут же спрашивает Викусик.
– Что это все – не игра.
Моя подружка хохочет так мерзко, как умеет только она:
– И откуда у тебя такие мысли?
– Это не мысли. У меня есть доказательства. Могу показать. Идем в подвал, там нет камер!
– Никита говорил, что ты маньяк! Так ты еще и параноик!
Ян, как всегда, реагирует стоически. Спокойно говорит:
– Думай что хочешь. Когда заноешь, будет поздно. Собственно, уже поздно. Надо думать, как выбираться отсюда…
– Пока что надо думать, кто такие «Стеклорезы», – возвращаю я разговор в нужное русло. – Кроме вас, я никому доверять не могу. Поэтому, если будут какие новости по данному вопросу, – сразу ко мне.
Викусик чуть не визжит от счастья:
– Я поняла! «Стеклорезы» – это и есть наш квест! Один на всех!
– Возможно. В общем, вы поняли.
Осталось поговорить с Никитой.
Вскоре я и его вижу. После завтрака всех ведут в зал, где вчера показывали фильм. Сегодня на сцену поднимается Никита – точнее, мыслитель Ганимед – в белой тоге и начинает толкать мотивирующую речь.
В детстве я любила смотреть мультики по утрам, по одному из периферийных каналов. Правда, перед ними всегда показывали религиозную передачу из США – выступления какого-то пастора, который орал, отчаянно жестикулировал, а временами кривлялся, как мартышка. И мне приходилось это смотреть, потому что больше нечем было заняться, а Интернета у нас дома в то время еще не было.
Судя по всему, Никита тоже в свое время это пережил. Смотрю на него – и вижу того же самого чокнутого пастора. Опять убеждаюсь, что Никита – прекрасный актер. Не зря же он «звезда» в их театре! Главное – не знаю, как ему это удается, но в этой своей тоге он не выглядит нелепо. Наоборот: впечатление – будто так и надо. И тога, и жесты, и ужимки. И бред несет убедительно – тот же самый, который нес пастор, только заменяет слова «душа» и «вера» словом «эссенция».
Я сижу на переднем ряду и делаю ему знаки: мол, надо поговорить. Он еле уловимо мне подмигивает – дескать, схвачено – и продолжает с новой силой. Оглядываюсь на публику: все глядят на Никиту с обожанием. Он, поди, привык к этому.
После этого блистательного стендапа он подходит ко мне, разгребая обступивших его со всех сторон сотрудников.
– Координатор, вы что-то хотели мне сообщить? – важно спрашивает он.
– Да. Кое-что срочное. Можно без свидетелей?
– Друзья мои, пора вернуться к работе! – громко провозглашает мыслитель Ганимед, воздев руку. Сотрудники нехотя бредут к выходу. Тех, кто задерживается, подталкивают охранники.
Оставшись без свидетелей, показываю Никите бумажку.
Слушая мой короткий рассказ, он кивает. Потом говорит:
– Хорошо, детка. Сделаю, что смогу.
Так и сказал – «детка»! И даже приобнял меня, спросив:
– Ну как ты тут вообще? Скучаешь одна в своей комнатке?
Читать дальше