Агата Горай - Память без срока давности

Дома все осталось по-прежнему, разве только отец, наконец, исчез из него, что ничуть не отразилось ни на маме, ни на Клаве. В доме стало чище, исчезли разбросанные повсюду носки и бутылки, и в кои-то веки не воняло перегаром. Все остальное осталось на своих местах. Вроде и не было у нас этого «отца» никогда. А наш старенький диван выиграл больше всех! Еще бы, по вечерам он теперь мог дышать свободно, стокилограммовая туша больше не продавливала его и не вытирала о него перепачканные в чипсах или куриных крылышках руки, а еще на нем больше никого не трахали.

Я не понимала тех детей, которые растут в неполных семьях и жалуются на «недолюбовь» со стороны отсутствующей половины. Такое впечатление, что дети матерей-одиночек перефантазировали на тему идеального семейства, которое обязательно должно быть сказочным, имейся в их жизни папочка. Им, скорее всего, никто не объяснил, что присутствие в доме крепкого мужского запаха, разбросанных повсюду носков и инструментов (молоток в кухонной мойке, или болгарка на диване в гостиной, или рассыпанные по веранде гвозди, смиренно ждущие своей очереди быть когда-нибудь заколоченными в долбаный трухлявый пол) и постоянное наличие на диване в гостиной полупьяного тела не делают жизнь ребенка счастливее. Так что вся наша семья, в особенности мама, даже не помышляла горевать, а дружно перекрестилась.

После праздничного обеда я побежала навестить Марковича. Старик в этот день был в образе садовника – подрезал декоративные зеленые кусты, растущие у входа с обеих сторон. Во рту сигарета, рядом дрыхнет преданная Роза, а неправильно разросшиеся кустарники быстро превращаются в ухоженных красавцев. До глубокой ночи мы делились друг с другом скопившимися за почти три месяца эмоциями, и только когда зевать стали чаще, чем произносить слова, я потопала домой.

Первое сентября и школа пришли быстрее, чем мне того хотелось: новый учебный год, новые взаимные пытки на прочность, очередные поражения и победы…

1 сентября 2002 года (десятый класс, пятнадцать лет)

Праздничную линейку пропускаю, хотя в школу являюсь вовремя.

Стараясь обходить стороной привычно глазеющие стайки разных возрастов, я сразу иду в класс.

Альбом и карандаш давно стали моими бессменными друзьями. Всякую свободную минуту я старалась отвлекаться на свои каляки-маляки, и это утро сентября не стало исключением.

Задумчиво вывожу на белоснежном листе очередного монстра непонятного пола и происхождения. Дверь в класс резко открывается. В нее не спеша повалил народ.

– Ты видела этого новенького?

– Не успела. А что, есть на что посмотреть?

– «Есть на что посмотреть»? Журавлева, ты что, издеваешься? На него не смотреть сложно!

– Да ладно тебе, Соня, неужели он круче твоего Костина?

– Гаврилова, издеваешься? Костин и рядом не валялся. Этот Шивов будто с другой планеты. У наших парней ведь как: если рожей вышел – обязательно придурок, если умом блещет – морда кирпича просит, если личико вроде ничего и с головой порядок – хлюпик, ну или гонора столько, что не вывезти. А Шивов…

Бородина с таким восхищением произносит это «Шивов», что даже у меня дух перехватывает. Это ж кем нужно быть, чтоб произвести подобное впечатление на эту стерву? У ее приспешниц Журавлевой и Гавриловой мгновенно начинают течь слюни. Интересно, как скоро они друг другу глотки перегрызут в борьбе за внимание этого таинственного одноклассника.

Девчонки рассаживаются на свои места в первых рядах, и я уже не слышу их болтовню. Пытаюсь снова отключиться от внешнего мира, но…

– Чувак, добро пожаловать, так сказать, – со стороны двери звучит громко и радушно.

– Благодарю. Надеюсь, поладим со всеми.

– Хах, не надейся. Со всеми – плевое дело. Нужно общий язык находить с нужными людьми. Думаю, тебе не понадобится много времени, чтобы разобраться – ху есть ху.

Тупой смешок Темирова, и снова звучит завораживающий своей хрипотцой и мужественностью незнакомый голос. Инстинктивно кошусь в сторону входной двери и обалдеваю! Впервые в жизни я вынуждена согласиться с Бородиной – новенький просто красавчик.

Незнакомец выше на темно-каштановую голову густых волос светловолосого Тимура Темирова. Под небрежно надетым пиджаком однозначно подкачанное тело, которое на фоне достаточно худого Тимура только выигрывает. Лицо не подростка, а молодого мужчины – сильного и самоуверенного, в то время как Темиров – смазливый мальчишка, не более того. А этот голос… Шивов мог нести любую чепуху об охоте, рыбалке, погоде, всемирном потеплении, миграциях саранчи… Но я готова слушать его настолько внимательно и преданно, будто от этого зависит моя жизнь.