* * *
К концу лета две тысячи первого года на моем счету появилось плюс две операции, которые ровным счетом ничего не изменили, и я сказала маме, что больше не желаю издеваться над тем, ЧТО от меня осталось. Да и доктора осторожно сообщили, что то, что мы имеем, – лучшее, что они могли сделать, и пока в новых операциях особого смысла нет. Нос с ухом не пришить, глаз не пересадить, а шрамы не разгладить.
Пять ядерных родительских ссор, свидетелем которых я невольно стала, и, скорее всего, сотня тех, о которых я, слава богу, была не в курсе, – тоже вошли в мой пакет «лето 2001». Родители практически перестали разговаривать друг с другом. Да и о чем можно говорить с человеком, который едва владеет своим языком? Лучше б отец вообще не бросал пить, может, не произошло бы такого ужасающего нового старта. Казалось, папа решил в кратчайшие сроки выпить все, что не было выпито за несколько месяцев трезвости, и парой бутылок пива в день дело уже не обходилось.
Мама держалась из последних сил, находя утешение в заботе о Клавдии. Я же и близко не подпускала к себе ни одну из них. Меньше всего мне нужно было мамино «все будет хорошо» и Клавин брезгливый взгляд. Винить их за это неправильно, но по-другому я не умела.
Все лето я занималась мрачным художеством, ходила на «свидания» со стариком, смотрела телевизор, читала, а перед сном обязательно мечтала о том, как проснусь полностью здоровой. Даже не знаю, от какой болячки мне в первую очередь хотелось избавиться: врожденной – сверхпамяти или приобретенной – уродства.
МАМА
18 августа 2001 года (девятый класс, четырнадцать лет)
– Мама, я не хочу ходить в школу и не пойду.
– Лиза, прекрати истерику. Я устала от твоих «не хочу» и «не буду». Пойдешь, и точка.
– Но я прекрасно могу учиться дома. Я ведь закончила прошлый учебный год заочно и школу закончить сумею так же.
– Лиза, прошлый учебный год был… сумасшедшим, и ты физически не могла посещать школу, а в этом году все иначе. Государство не будет оплачивать тебе репетиторов и учителей, как это было в прошлом, а у нас нет денег на подобную роскошь. Поэтому ты пойдешь в школу на общих основаниях.
– Ты, наверное, шутишь, да? – Поднимаюсь из-за кухонного стола, за которым еще несколько минут назад с аппетитом уплетала омлет. – Как с такой рожей я могу учиться там на «общих основаниях»?
Мама отставляет в сторону сковороду, но на ней все еще что-то продолжает шкворчать. Руки быстро ложатся одна на другую в районе ее груди.
– Лиза, все всё понимают, то, что с тобой случилось, не повод стать затворницей. Ты подросток и жить должна подобающе. Да – случилась трагедия, но у тебя впереди еще вся жизнь, которую ты не сможешь просто просидеть взаперти. У тебя, слава богу, руки, ноги и голова на месте, что мешает тебе ходить на занятия?
Смотрю на мать и не понимаю – то ли она в самом деле дура, то ли я.
– Руки-ноги? Мама, да на мои конечности никто не обратит внимания, когда я появлюсь на пороге школы. Ты смотрела хоть один фильм о таких уродцах, как я? Люди съедают на завтрак и не таких, как они, тем более подростки, у которых гормоны зашкаливают. Да они разорвут меня в клочья своими косыми взглядами, тупыми подколами, злыми шутками, намеками и издевками. Мама, если ты еще помнишь – у меня гипермнезия, мой мозг не вынесет такого количества отвратных воспоминаний.
Почти падаю на место, мама тут же опускается на соседний стул.
– Лиза, ну почему все должно быть именно так? Не думаю, что дети настолько злые. Ты просто пересмотрела своих фильмов, в которых для нужного эффекта все представлено в самом жутком свете. Но мир не так ужасен, как ты вбила себе в голову.
Отрываю глаза от поверхности кухонного стола и пристально вглядываюсь в лицо мамы.
– Ты права, мама, мир не такой – он еще хуже. И я бы не знала этого в свои четырнадцать, если б не мой сломанный мозг, который не в состоянии приукрасить любой из прожитых мною дней.
Поднимаюсь и собираюсь покинуть кухню – мама все равно не поймет. Понять мой внутренний мир может только мне подобное существо, но я таких не знаю.
– Неужели все в твоей жизни было так плохо? Или ты способна запоминать только то, что тебе хочется запомнить? Может, дело в том, что тебе нравится нести всю тяжесть и несправедливость мира на своих плечах?
Проговаривая каждый из своих вопросов, мама даже не догадывается, что играет с огнем, что ее дочь – достаточно мощный заряд динамита.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу