Елена Мейсак - Без права на возврат

И вот ее подруги из универа встречались с вот такими же, если можно так выразиться, людьми, которые днем приходили на рынки и грабили женщин, а точнее защищали. А потом собирали защищенное и везли своих телок в ночной клуб.

Сейчас одна только мысль о подобных ухажерах вызывала у нее приступ тошноты. Но тогда это было модно.

И девчонки из универа, которым бандиты покупали песцовые шубки и крокодильи сумочки, смотрели на них, обычных студентов, с большого верха, разве что не поплевывая на макушку. Ей же оставалось лишь лить крокодильи слезы, завидуя им завистью цвета чернее, чем квадрат Малевича, просто потому, что сама она носила в институт два Марининых драповых пальто по очереди, своего у нее не было.

Родители смогли купить ей какой-то китайский пуховик лишь через год, когда она перешла на второй курс. Тогда она и познакомилась в Генкой. Интересно, он бы влюбился в нее, если бы увидел в чужих пальто на два размера больше? Кто же теперь скажет.

Всего каких-то двадцать лет прошло, и пески времени погребли под собой и ту моду, и многих ее последователей. Где теперь были все эти модные девчонки и их кавалеры? Она ни разу не встречалась с однокурсниками, хотя ее и звали на встречи. В социальных сетях она тоже никого не искала. Она не понимала, в чем может быть интерес разыскивать кого-то, с кем ты не виделась десять-пятнадцать лет?

Ну, увидела бы она однокурсниц, не увидела бы, какая разница?

Что ей с того, что чужие ей теперь тетки повыходили замуж и понарожали чужий ей детей? Какое ей до всего этого дело?

А их парни? Где теперь все эти щеголеватые парни с плечами размером со шкаф? Наверное, там же, где и ее спившиеся одноклассники. Под плитами вечности. Быть может, Генка знает об этом куда больше.

Тьфу! Ну что за настроение сегодня? В горестных джунглях своих мыслей она совершенно забыла про Генку.

Они собирались пожениться. Они даже тайно обручились в старом графском парке, том самом, где теперь находится психиатрическая лечебница, выбросив в пруд два замка. Они сами придумали этот ритуал, купив на рынке пару китайских навесных замков, сцепили их дужками между собой и, найдя в старом парке небольшое озерцо, бросили замки прямо в поросшей осокой его центр, пообещав любить друг друга и в горе, и в радости. Кто бы мог тогда подумать, что радости у них осталось всего-то пара месяцев.

Но она вновь одернула себя. Наверное, нет ничего хуже на свете, чем знать, что тебе осталось жить всего совсем немного. Даже смертельно больной человек до самой последней минуты надеется, надеется на чудо, на эту мельчайшую вероятность, что Господь смилостивится над ним и отсрочит необратимое.

Но каково это – знать, что надежды у тебя никакой, и все равно быть обязанным как-то жить дальше?

И ладно бы еще знать, что они оба уйдут к Богу вскоре, но когда ты знаешь, что это будет кто-то один, а другому придется жить дальше, несмотря ни на что, в этом нет ничего веселого.

И уж тем более нет ничего веселого в том, чтобы знать, кто именно будет этот «кто-то один». Поэтому их счастье, что они не знали об этом и могли беззаботно наслаждаться своей радостью, пусть даже и такой мимолетной.

Он словно прочел ее мысли.

– Замки вспомнила, да? И то, как после этого наша жизнь покатилась под откос, словно старая телега, и сколько бы мы ни пытались, как бы ни бились, все было напрасно, а препятствий нам чинили все больше и больше? Как сначала твои родители восстали против нашего брака, потом мои. В какой-то мере они все были правы. И хотя я не был официально женат, дети бывшими не бывают. Но ты-то знаешь, что я делал все, что мог, чтобы ни моя бывшая гражданская жена, ни дети ни в чем не нуждались. Я старался помогать им, как мог. Что же касается чувств, то если бы мне предложили пройти через все это еще раз, я бы, не задумываясь, сделал это. Даже если бы знал, что мне осталось всего несколько месяцев. Лучше прожить несколько месяцев в любви, согласии и счастье, чем девяносто лет с нелюбимой женщиной. Да и как можно жить с кем-то, зная, что тебя лишь терпят, да и то из жалости?! Мне кажется, мой выбор был лучшим для всех. И я ни о чем не жалею.

– Подожди-ка! Вот даже сейчас ты ведешь себя как последний эгоист!

– Почему?

– Да потому, что ты думаешь только о себе! Идешь и разглагольствуешь о том, как хорошо тебе было, и как ты ни о чем не жалеешь, и что если бы ты знал о том, что тебе недолго осталось, ты бы все равно все повторил.

– Да, и что?

Она взорвалась.