Лекси Эллиотт - Француженка по соседству

– Видите ли, – отвечаю я, секунду помолчав, – я не уверена, что все так просто.

Заметив, что я смягчилась, Гордон понимающе кивает. Между тем к нашему столу вернулась официантка с напитками. Ее лицо светится все той же улыбкой. Неужели у нее никогда не болят щеки?

– Есть одна вещь, которую я хотел бы сообщить вам прежде, чем она станет всеобщим достоянием, – говорит Гордон, помешивая молоко в своем кофе.

– Что именно?

– Каро временно отстранена от работы в фирме «Хафт и Вейл».

Я резко поднимаю на него глаза. Увидев мою реакцию, он грустно улыбается.

– Но почему? – устало спрашиваю я, так как он молчит.

Гордон делает глоток кофе.

– Как я уже сказал, мне дали прослушать запись. Вернее, дал французский детектив, очень даже проницательный тип. – Гордон пожимает плечами. Я же мысленно показываю Модану большой палец. – Наша фирма не может позволить себе игнорировать обвинения в адрес работников, тем более когда процесс отбора партнеров идет полным ходом. Я бы поступил точно так же по отношению к любому другому работнику. И не намерен делать для Каро никаких исключений.

– Вы поставили в известность управляющий комитет? – Подозреваю, что от неожиданности мои глаза вылезли из орбит.

– Да, я был обязан это сделать. – Подозреваю, что так оно и было, но ведь Каро… его собственная дочь… Я пытаюсь осмыслить тот факт, что Гордон доложил управляющему комитету об обвинениях в адрес дочери. Сколько же мужества нужно иметь! – Поэтому мы тщательно пересмотрели дело Даррена Лукаса, и на данный момент все обвинения с него сняты.

– А Каро?

– Против нее всплывают все новые и новые улики. И пока расследование не завершится, она временно отстранена от работы. – Гордон вновь на мгновение умолкает. – Она утверждает, что все улики сфабрикованы. Так что, думаю, через какое-то время у меня будет ответ на ваш вопрос.

Сама не знаю почему, но я смеюсь. А в следующий момент Гордон присоединяется ко мне с парой не совсем искренних смешков. В общем, мое самое заветное желание исполнилось: Каро как своих ушей не видать партнерства в фирме «Хафт и Вейл» – и, похоже, ни в одной другой. Не знаю даже, как она сумеет примириться с этим фактом. Впервые в жизни путь ей преградила граница, которую она не имеет права ни передвинуть, ни переступить. Внезапно меня посещает мысль: запятнавший себя юрист вряд ли может надеяться на то, что грязным слухам, которые она распускает, кто-то поверит. Я пытаюсь представить опозоренную Каро, профукавшую свою звездную карьеру, лишившуюся возможности плести интриги, – и, к своему удивлению, представляю себе беззащитного птенца.

– Вообще-то это совсем не смешно, – печально говорит Гордон, когда наш смех стихает.

– Да, – серьезно говорю я. В моей голове крепко засели две этих картинки: Северин и птенец. – Я знаю.

Мы с Томом лежим в постели в темноте его спальни. У него здесь плотные, не пропускающие света жалюзи. Эта идея понравилась ему еще в Бостоне, и он привез ее с собой в Лондон. В комнате царит кромешная тьма. Но я комфортно чувствую себя в ней. Я привыкла воспринимать ее, как и просто существовать. Пальцы Тома лениво скользят по моей руке, от плеча до локтя. Те обещания ласки, которые всегда таили в себе его объятия, здесь, в спальне, становятся реальностью. Он прикасается ко мне так, как мне нравится больше всего: крепко и смело, но без излишнего нажима. От его прикосновений у меня кружится голова. Они также дарят мне ощущение безопасности.

Я знаю, что просто обязана сказать ему. И не могу придумать ничего другого, кроме как честно признаться ему.

– Я вижу Северин, – выпаливаю я. Рука Тома на миг замирает, затем возобновляет свой маршрут, хотя и чуть медленнее. – Не в том смысле, что я по-настоящему ее вижу. Только не подумай, что это что-то вроде «Шестого чувства» [14]… но я ее вижу. С того момента, как ты сказал мне, что ее нашли в колодце. Вначале я видела ее кости, ее череп, но теперь я вижу ее всю. После того как я ударилась головой, она на какое-то время пропала, но затем снова вернулась. – Том молчит. – Ты считаешь меня сумасшедшей?

– Есть немного, – говорит он, но я слышу улыбку в его голосе.

– В таком случае Тео ты не видишь.

– Нет. – Том какое-то время молчит, а его пальцы застывают в неподвижности. Моя кожа тотчас просит их вернуться; даже мои кости. – Скорее… иногда я замечаю его отсутствие. И стоит это заметить, как от этого ощущения трудно избавиться: я вижу перед собой пустое пространство, которое должен занимать он, – поясняет Том, и я скорее слышу, нежели вижу на его лице печальную улыбку. – Наверное, мне просто не хватает твоего воображения, чтобы его заполнить.