Лекси Эллиотт - Француженка по соседству

– Если честно, – говорит Лара голосом, исполненным восхищения, – он просто гений. Я была в полной растерянности; он же точно знал, что нужно делать. Честное слово, тебе следовало там быть.

– Вообще-то я там была, – шутливо напоминаю ей я.

Ее лицо тотчас делается серьезным:

– Господи, знаю, знаю… Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду.

– Извини. – Полная раскаяния, я беру ее за руку, и мы улыбаемся друг дружке; впрочем, ее улыбка довольно кислая. – А что потом? Модан?

Лара краснеет.

– Как только жизнь твоя оказалась вне опасности, он отвез меня домой. Было часов шесть утра. Он купил круассанов в булочной на углу… ну, ты знаешь, по соседству с моим домом? Она открывается рано… В общем, мы с ним съели круассаны, и он уложил меня в постель, а сам собрался уйти. Но я не хотела оставаться одна, и тогда он тоже остался. Но между нами ничего не было, ну, ты понимаешь, он просто заботился обо мне, ну и… с тех пор мы вместе. – В ее глаза и голос вернулось веселое головокружение. Лара как будто вся светится изнутри. – Он хочет подать прошение о переводе в отдел международных связей здесь, в Лондоне. Это что-то вроде Интерпола, насколько я понимаю. Он давно уже подумывал об этом, а теперь, по его словам, там открывается вакансия… Ладно, сейчас не об этом, – многозначительно добавляет она. – Скажи лучше, как там у вас с Томом?

Я чувствую, что краснею. Том где-то здесь, выскочил принести для Лары кофе. Том здесь. Том почти всегда здесь. Вчера я даже спросила у него, не ушел ли он с работы. На что Том мягко ответил, что сегодня – то есть вчера – воскресенье. Это значит, что сегодня понедельник. (Ведь так? Ну да, конечно, понедельник.) Но он по-прежнему здесь. Держит меня за руку, время от времени целует мои (все еще не мытые) волосы. Но мы с ним ни разу не говорили о том, что это значит. На мое счастье, не нужно отвечать на вопрос Лары, потому что Том возвращается, вооруженный тремя стаканчиками кофе, хотя мы все прекрасно знаем, что я усну, так и не допив свой.

Наконец ко мне приходят Модан и британский полицейский. Оба, как никогда, серьезны. Они еще не успели открыть рта, как я, несмотря на свою черепно-мозговую травму, уже догадалась, что это значит.

– Вы не станете предъявлять ей обвинения, – говорю я, хотя они еще даже не успели сесть. Сама я сижу в постели в отдельной палате. (Слава богу, учреждая собственную фирму, я не стала экономить на больничной страховке.) Том сидит на стуле рядом с моей кроватью, лениво перелистывая спортивный раздел газеты. Увидев, что входит Модан, он встает и по-мужски, но сердечно обнимает его. Я постоянно хочу спросить его об этом и постоянно забываю. Еще одна вещь, которая постоянно проскальзывает в трещину.

– Верно, – изрекает констебль Стоун. Вообще-то его фамилия не Стоун, и он не констебль, а скорее всего следователь, но эти детали для меня не важны. – Не станем. – Он разводит руками, но в его исполнении этот жест резкий, грубый, ему не хватает элегантности Модана. Затем подтягивает брюки, устраивается на стуле и, опершись локтями о колени, подается вперед. Его огромная голова с короткой рыжеватой щетиной напоминает мне голову приготовившегося к атаке быка. Чтобы такому мощному черепу треснуть, одного моря белого кафеля явно будет мало.

Модан остается стоять, как будто затем, чтобы еще сильнее подчеркнуть разницу между ними: коренастый британец и длинный, тощий француз. Один резок и прямолинеен, второй – обманчиво обаятелен. Что ж, весьма эффективное сочетание.

– Дело в том, что все сводится к «он-сказал-она-сказала». – Может, все-таки «она-сказала-она-сказала»? Но он говорит дальше, и я должна сосредоточиться, чтобы поспевать за ним. – Нет никаких улик, которые свидетельствовали бы о ее пребывании в вашей квартире. На бутылке вина нет даже отпечатков пальцев.

– Даже отпечатков пальцев Кейт? – многозначительно спрашивает Том.

– Даже отпечатков пальцев Кейт. Согласен, это довольно странно, но это не доказывает вины мисс Хорридж. Дата, когда в телефоне Кейт появился номер телефона наркоторговца, совпадает с датой вечеринки, но это тоже не может служить доказательством. – Стоун чешет свою щетину. Видно, что он раздосадован.

– И вы не станете предъявлять ей обвинения, – повторяю я.

Молчавший до этого момента Модан делает шаг вперед. Лицо его серьезно как никогда.

– А что мы можем поделать? Улик ведь нет.

– По делу об убийстве Северин тоже не было никаких улик, но тем не менее вы всеми силами пытались повесить его на меня, – бесцеремонно говорю я.