Джо Лансдейл - Заключенный 489

Бернард считал, что его маленький остров был прекрасный, хоть и служил отвратительной целью. Пусть и прекрасной, но от этого не менее отвратительной. Остров напротив был больше, но не так красив, в отличие от маленького островка, на нём не было деревьев, но возвышались стены тюрьмы. Которые хорошо просматривались из небольшого каменного бункера, стоящего на меньшем острове. В бункере было 7 небольших комнат, и он был достаточно большой, чтобы в нем можно было разместить бульдозер, фронтальный погрузчик и мастерскую. Все ниже перечисленное находилось в центре бункера, запираемого с двух сторон тежёлыми металлическими дверьми с мощными замками на случай непредвиденных происшествий. С каждой стороны здания, которое они называли стражем острова, было множество окон, зачастую широко распахнутых, чтобы впустить морской освежающий бриз. Вокруг бункера росли высокие деревья, закрывающие солнце. Благодаря чему было не так жарко в солнечные дни. По ночам они отбрасывали причудливые тени в лунном свете. И иногда Бернард любил посидеть у своего окна спальни, пытаясь постичь их тайны. Через просвет среди деревьев Бернард мог увидеть большой остров и стены тюрьмы, переливающиеся яркими огнями. Также тюрьма хорошо просматривалась с песчаного пляжа, опоясывающего береговую линию малого острова. Вы бы могли увидеть её с причала, уходящего в воду. Причал был построен из прочного дерева, окрашенного в чёрный цвет, он скрипел и пошатывался от сильного ветра и высоких волн, но стоял крепко. Если бы вы пробрались через чащу деревьев, колышущихся от редкого ветра, вышли бы в другую сторону острова, то увидели бы только море. С одной стороны возвышалась только скала с зазубренными пиками, и лежали бы гладкие белоснежные валуны, огромные, будто спины бегемотов. Эту часть острова называли Большим спуском, ходили слухи, что предыдущий смотритель сошёл с ума от одиночества и нехватки чёрного чая и сбросился с Большого спуска, разбившись о скалы, словно арбуз. Бернард, стоя на краю Большого спуска, мог понять, откуда берется желание прыгнуть. Это было подобно зову русалок. Он уже испытывал такое раньше, когда чуть не перегородил своим автомобилем путь колонне дальнобойщиков. Не то чтобы он когда-то хотел этого, но когда он наблюдал за теми грузовиками, его посетила такая мысль. Он почувствовал, как его руки сжали руль, будто он и правда хотел это сделать. Иногда ему казалось, что лучше бы он так и поступил. Он часто задумывался об этом, стоя на краю обрыва Большого спуска. Из окна своей комнаты в страже острова Бернард часто всматривался в стены тюрьмы, будто мог видеть сквозь них, хоть и знал, что не стал бы этого делать, даже если бы мог. Бледные бетонные стены тянулись высоко вверх. Они переливались в лучах солнца, под каким углом ни посмотри. И казалось, что они крадут всё солнечное тепло. Если бы вы прикоснулись к ним в жаркий день, вам бы показалось, что вы прикоснулись к раскалённому металлу. По ночам, когда всходила полная луна, стены становились цвета белого мрамора. Они медленно остывали после дневной жары, но наощупь ночью они напоминали тело покойника, омытого ледяной водой. Бернард недолго пробыл на том острове, только в качестве наблюдателя, когда проходил обучение, но забыть он его не мог. И искренне жалел тех бедолаг, которые томились внутри, охраняемые самой природой и надзирателями "АОО". Это было дурное место, и оно не нравилось Бернарду. Он отправлялся туда только в тех случаях, когда ему нужно было уехать. Уже с тюремного острова он мог добраться до так называемого реального мира и провести там недельку отпуска. Он возвращался в реальный мир преимущественно ради того, чтобы наведываться к паре проституток. Но облегчения это ему не приносило, шлюхи любили болтать чуть меньше, чем он сам. Он чувствовал себя потерянным и одиноким. Срок его дежурства в тюрьме давно закончился, но он решил остаться. Зачем ему нужно было возвращаться туда, где у него ничего не было. Ему не особо нравилось быть в полной изоляции от внешнего мира, но и на материке он чувствовал то же самое. Даже если его окружали другие люди. Он даже подумывал о том, чтобы отказаться и от отпусков. Под окнами Бернарда был разбит сад, который он про себя называл Евсиманским, но почему он так решил, он не мог объяснить. В нем росли пышные небольшие деревья, всевозможные растения и неприхотливые цветы, красные, жёлтые, оранжевые, белые.