Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

«Почему она решила застрелиться здесь, а не у себя в спальне или в вестибюле?»

– Что с тобой, мой мальчик? – спрашивает Миллисент. – Ты какой-то бледный.

– Жалею, что здесь все так запущено, – отвечаю я с натянутой улыбкой.

– Да, но тут уж ничего не поделаешь, – вздыхает она, поправляя шарф. – После смерти сына жить здесь Хардкаслы не могли, а покупателей на имение не нашлось, особенно после такой трагической истории. Как по мне, надо было его вообще забросить, пусть бы здесь все лесом заросло.

Подобные рассуждения навевают уныние, но Джонатан Дарби не способен на долгие размышления, и вскоре меня занимает уже только подготовка к сегодняшней вечеринке. За окнами бальной залы суетятся слуги, начищают полы, подкрашивают стены, а горничные с метелочками для пыли взбираются на высокие шаткие лесенки. В дальнем конце залы скучающие музыканты лениво настраивают инструменты, а в центре залы Эвелина Хардкасл руководит расстановкой мебели и украшений. Она подходит к работникам и прислуге, ласково с ними разговаривает, лучится доброй заботой, и я с тоской вспоминаю день, проведенный в ее обществе.

Смеющиеся Мадлен Обэр и Люси Харпер – та самая служанка, которой нагрубил Стэнуин и с которой подружился Рейвенкорт, – устанавливают диван у сцены. Я рад, что эти невинные души нашли друг друга, но это не уменьшает моей вины за утреннее происшествие.

– Я тебя предупреждала, что больше не буду покрывать твои прегрешения, – напряженно произносит Миллисент, заметив, как я смотрю на служанок.

Любовь к сыну, смешанная с отвращением, туманит ей взор, и в этом тумане я различаю очертания секретов Дарби. То, что я смутно подозревал раньше, становится очевидным. Дарби – насильник. Во взгляде Миллисент отражаются все те женщины, над которыми Дарби надругался, чьи жизни он разрушил. Она помнит и знает обо всех. Миллисент заботливо лелеет зло, заключенное в сыне.

– Тебя всегда тянет к самым беззащитным, – говорит она. – К самым кротким, к тем, кто не… – Она вдруг умолкает, раскрыв рот, будто слова застывают у нее на губах. – Мне пора. – Она легонько сжимает мне пальцы. – Мне пришла в голову очень странная мысль. Увидимся за ужином, мальчик мой.

Она возвращается в сад, сворачивает за угол особняка. Я недоуменно смотрю в бальную залу, не понимаю, что Миллисент там увидела, но в зале царит суматоха, только музыканты сидят на сцене. Потом замечаю на подоконнике шахматную фигуру, кажется того же самого слона – обшарпанного, в остатках белой краски, – которого я обнаружил в сундуке Белла. Над ним на пыльном стекле пальцем выведено: «Оглянитесь».

Конечно же, на опушке леса Анна, в просторном сером пальто, приветственно машет мне рукой. Я кладу фигурку в карман, оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, следую за ней в чащу, подальше от Блэкхита. Похоже, она давно меня ждет, приплясывает на месте, старается согреться, но это не помогает, и щеки у нее посинели от холода. Впрочем, это неудивительно – одета она очень легко, в старенькое пальто и тонкую вязаную шапочку. Вещи заношенные, протертые до дыр, штопанные и чиненные столько раз, что от них остались одни заплатки.

– У вас яблока в кармане не найдется? – говорит она. – Умираю от голода.

– Нет, вот только фляжка, – предлагаю я.

– Что ж, и на этом спасибо. – Она берет фляжку, отвинчивает крышку.

– Нам же лучше не встречаться за пределами сторожки.

– Кто вам это сказал? – Она прихлебывает из фляги, морщится.

– Вы и сказали.

– Скажу.

– Что?

– Я вам потом скажу, что лучше не встречаться за пределами сторожки, но пока не сказала, – объясняет она. – Я только недавно очнулась и все это время отвлекала внимание лакея от ваших будущих ипостасей. Даже завтрак из-за этого пропустила.

Я моргаю, пытаюсь сложить события дня, происходящие в неправильном порядке. Уже не в первый раз жалею, что больше не обладаю острым умом Рейвенкорта. Интеллект Джонатана Дарби напоминает густой суп с мокнущими в нем сухариками.

Анна замечает мое недоумение, хмурится:

– Вам известно о лакее? А то трудно понять, что будет дальше.

Я быстро рассказываю ей о дохлом кролике Белла и о призрачных шагах, преследовавших Рейвенкорта в обеденном зале. Анна мрачнеет все больше.

– Вот сволочь, – шипит она, выслушав мой рассказ, мечется по опушке, заламывает руки, горбится. – Ну, попадись он только мне! – Она мстительно смотрит на особняк.

– Скоро попадется. Даниель считает, что лакей прячется в потайном ходе. Туда ведут несколько дверей, но мы будем караулить в библиотеке. Даниель просил нас прийти туда к часу дня.