Тереза Дрисколл - Я слежу за тобой

Рукопожатие? Неожиданно.

Он одет, как Лили. Несовременно. Чудны́е мешковатые штаны ярко-зеленого цвета с завязками на щиколотках и синяя футболка.

– Так это твоя сестра, Шафран?

– Шафран? – Изумленно вскинув брови, Сара поворачивается к Лили.

– Здесь у всех новые имена. – Лили улыбается мужчине. – Это Луна.

Боже, куда она попала? В секту? Сара замечает у Луны на запястьях такие же браслеты из ярких бусин, как у сестры.

– Что ж, очень рада знакомству, Луна. И спасибо, что разрешили мне остаться. Но сейчас, если позволите, нам с сестрой нужно поговорить.

Сара полагала, что намека будет достаточно. Однако мужчина, наоборот, подходит ближе к Лили и касается браслетов на ее левой руке. Он вглядывается в лицо сестры, словно читает на нем что-то, скрытое от посторонних глаз.

– Мы это обсуждали, Шафран. Как скажешь, так и будет. Мне остаться?

– В смысле – обсуждали? – Ошарашенная, Сара ставит кружку на журнальный столик и выпрямляется. – Дело касается только нас. Нашей семьи. Мне нужно сказать сестре кое-что важное. Наедине.

Луна не двигается с места. Они с Лили встречаются? И поэтому так себя ведет?

Сестра не спешит Саре на помощь – застыла с тем же страдальческим выражением лица.

– Тебе решать, Шафран. Ты хочешь поговорить с Сарой? – снова спрашивает Луна. И после долгой паузы добавляет: – Или не хочешь?

– Двойной эспрессо.

Мэтью ищет в бумажнике пятифунтовую купюру, когда рядом возникает Мелани.

– Двойной? Ты уверен, Мэтт?

Он поворачивается к ней, расплывшись в радостной улыбке, и крепко целует в щеку. Оба краснеют.

– А ты что будешь, Мел? Торт? Булочку? Я угощаю.

– Встану на путь исправления. Нельзя пить столько кофе.

Посмотрев чайное меню, Мелани выбирает «Эрл Грей» с лимоном. От сладкого она отказывается, но Мэтью все равно берет кусок морковного торта.

Когда они располагаются в укромном уголке, Мелани, к удивлению Мэтью, достает из рюкзака подарок, упакованный в розовую бумагу с белыми аистами и перевязанный розовой ленточкой.

– О, Мел, ну что ты!..

Так трогательно – он даже разволновался.

Теперь в улыбке расплывается Мелани, настаивая, чтобы Мэтью открыл подарок. Внутри прелестный комплект: ползунки и шапочка, белые с бледно-розовыми сердечками.

– С ума сойти! Так мило…

– Ну и каково это – быть отцом?

Мэтью глубоко вздыхает. Мелани – первая, с кем он увиделся за пределами больничного мира, где остались жена и дочь.

– Никак не приду в себя. Салли – молодчина, но ей, конечно, несладко пришлось.

Опуская кошмарные подробности кесарева сечения, он вкратце рассказывает, как все прошло. Мучительное ожидание за дверью. Страх. Потом радость. И наконец, странная неопределенность: как быть, что делать теперь, когда Салли вынуждена оставаться в больнице?

– Так ты поэтому работаешь? А я удивилась…

– Дело Анны не идет у меня из головы. Тем более сейчас…

Официантка приносит напитки. Мэтью глядит вслед удаляющейся девушке, и ее волосы вдруг воскрешают в памяти давнее дело – о похищении ребенка. У матери были такие же золотистые кудри. Когда он расспрашивал бедняжку о случившемся, та вдруг выбежала из комнаты, и ее вырвало. Разумеется, Мэтью было жаль бледную, напуганную, с трясущимися руками женщину. И все же – он только сейчас понял – ему не терпелось поскорее закончить. Теперь Мэтью стыдно…

Очнувшись от раздумий, он ловит на себе внимательный взгляд Мелани.

– Мэтт, ты в порядке?

– Прости. Задумался. Не сплю совсем. Утром и вечером в больнице, в промежутках – всякие домашние дела…

– И работа.

– Ну да, работа. Хочу кое с чем разобраться, пока моих не выписали.

– Надеюсь, ты не о деле Анны Баллард. Там сейчас немало дерьма всплыло. – Мелани наклоняется ближе. – Ладно, расскажу. Но только потому, что доверяю тебе. А еще потому, что готова бросить все к чертям и уйти, как ты.

Мэтью пытается по лицу Мелани понять, всерьез она или нет. Может, просто вспылила… Сказать ей, что он часто жалеет об уходе из полиции? Что порой хочет, как в кино, отмотать назад?

– Не вздумай, слышишь, Мелани? Да этот инспектор, как его там, тебе в подметки не годится!

– Ага… только мы с тобой знаем, что это ничего не меняет.

Мэтью лишь вздыхает – возразить ему, увы, нечего.

– Ладно, Мэтт. То, что я тебе скажу… никому, обещаешь?

– Могила.

Они знают, что давно нарушили профессиональные табу. Все держится на доверии.