Джон Рикардс - Уинтер-Энд

— Лесничий сказал, что спрячется примерно в этом месте и, если кто-нибудь проедет по проселку к домику или от него, даст нам знать. — И Дейл немного повышает голос, чтобы его услышали все: — Не исключено, что преступник, если он здесь, захватил заложника. Постараемся подобраться к домику так, чтобы он нас не заметил. Не стреляйте, пока у вас не будет полной уверенности в том, что вы взяли на мушку именно его. Вперед.

Я вытаскиваю из-под куртки пистолет, снимаю его с предохранителя.

— Что-то не нравится мне исчезновение лесничего, — негромко говорю я.

— Мне тоже. Хотя он мог просто перетрусить и смыться.

— Будем надеяться, что это так.

Мы замолкаем. Шум бьющего по листьям дождя неизменно сопровождает нас, пока мы продвигаемся по слякоти к месту, где дорога сворачивает налево.

Охотничий домик Макуиррена — бревенчатый сруб, вроде тех, какие сдают семьям на время отпусков, — темнеет у подножия холма, словно припав к земле у кромки озера Персер.

— Машины не видно, — бормочет Дейл. — Скорее всего, стоит за домом.

— И лесничего тоже не видно.

Мы рассыпаемся цепью и идем среди деревьев, по три человека с каждой стороны дороги. Воздух влажен и пахнет сыростью, сосновая хвоя, устилающая почву, заглушает наши шаги, пока мы приближаемся к дому.

Дойдя до опушки, я вижу, что дом так еще и не пробудился от зимней спячки — крепкие ставни на окнах, ковер из веточек и палой листвы устилает землю вокруг дома. Если здесь и проезжала недавно какая-либо машина, кто-то очень умело замел ее следы.

Наш небольшой отряд, выйдя из леса, осторожно, с оружием в руках, приближается к дому. Я бросаю искоса взгляд на Дейла.

— Его здесь нет, Дейл, — говорю я и возвращаю пистолет в кобуру.

— Почему ты так решил?

— А ты приглядись к дому. — Двое полицейских уже подобрались к его передней двери. Она заперта. — Здесь сто лет никто не бывал. Нас пустили по ложному следу.

Я разворачиваюсь и иду назад, прямо по дороге. Один.

— А как же лесничий? — говорит мне в спину Дейл.

Я останавливаюсь, оглядываюсь на него:

— Откуда мне знать? Может, он нас разыграл — или это Николас решил нас погонять вхолостую. Я возвращаюсь к машинам. Если я ошибся и вы что-нибудь найдете, кликни меня.

Я поднимаюсь по скату холма к «корвету», стоящему среди полицейских машин. Двое помощников шерифа сидят в своем внедорожнике.

— Новости есть? — спрашивает один, когда я прохожу мимо.

— Пока нет. Похоже, в доме пусто.

Я забираюсь в «корвет» — сажусь бочком, оставив дверь открытой и выставив под дождь мою покрытую грязью обувку, курю. Мне немного стыдно за то, что я так грубо разговаривал с Дейлом у озера. Надо бы извиниться — да, так я и сделаю, когда настроение хоть немного улучшится.

В джипе помощников оживает рация, один из них зовет меня.

— Вам стоит это услышать, — говорит он.

— В чем дело?

— Говорит помощник шерифа Трейнор, Уинтерс-Энд, — сообщает незнакомый мне голос. — К нам поступило сообщение о том, что кто-то осквернил могилы на кладбище у церкви Святого Франциска.

— Так.

— Оказалось, что там вывернули из земли всего одно надгробие, однако на нем был оставлен конверт, адресованный Алексу Рурку.

У меня начинает покалывать в кончиках пальцев.

— То есть мне. От кого поступило сообщение? Описание осквернителя вы получили?

— С полчаса назад нам позвонила женщина, которая живет через дорогу от кладбища. Толком она ничего не разглядела, но говорит, что это был темноволосый мужчина, в неброской одежде. Уехал на красном пикапе. Хотите, чтобы я вскрыл конверт?

— Нет-нет. В нем может оказаться взрывное устройство или что-нибудь в том же роде. Я буду у вас через полчаса.

Я прошу двух помощников сообщить о случившемся Дейлу, а сам заскакиваю в «корвет» и гоню на предельной скорости, пока не доезжаю до церкви Святого Франциска.

Сожалею, что разминулся с вами, мистер Рурк. Получили ли вы удовольствие от охоты или напряжение, в котором вы пребываете, уже начало сказываться на ваших нервах? Полагаю, вам уже известно и о докторе, и о подмененных таблетках. Я не очень хорошо понимал, к каким результатам они могут привести, однако усердие доктора мне понравилось.

Вы особо-то его не жалейте. Он был подлецом, преступником, хотя главное его преступление в документах, которые я оставил для вас, не обозначено.

Известно ли вам, какое чувство охватывает человека, у которого отнимают близких? Я говорю не о ваших родителях. Если бы их не убил тот седан, то довольно скоро убило бы время. Я говорю о тех, кто действительно близок вам, о людях, ради спасения которых вы готовы на все. Известно ли вам, что чувствует человек, когда они гибнут?