Джон Рикардс - Уинтер-Энд

— В данный момент нам многое представляется подозрительным.

Я перевожу глаза на подъездную дорожку и говорю тоном более дружелюбным:

— Надо же, дождь закончился. Ладно, еще увидимся.

Я оставляю полнотелого Эрла стоять в дверном проеме — Дебора маячит за его спиной, и глаза у нее виноватые, влажные. Оказавшись в уединении в салоне своей машины, я пальцами нашариваю в пачке сигарету — главным образом для того, чтобы занять чем-то руки, пока я думаю. Если женщина, изображенная на медальоне, жила в Уинтерс-Энде, пусть даже очень давно, кто-то наверняка ее помнит. И я говорю себе: надо еще раз спросить о ней у Валленса, когда мы снова увидимся, ну и у других немолодых горожан.

В Уинтерс-Энд я приезжаю уже довольно поздно, однако, повинуясь внезапному порыву, сворачиваю к церкви Святого Франциска. Окидываю взглядом это простое, в стиле девятнадцатого столетия, здание. Как я заметил еще вчера, кладбище при церкви маленькое — участок муравчатой земли, пара одиноких деревьев, гравийная дорожка. Двери церкви чуть-чуть приоткрыты — настолько, чтобы дать возможным посетителям понять, не выстуживая церкви, что в нее можно зайти.

Медальон, который я придерживаю ладонью в правом кармане, становится, пока я иду к церкви, все более горячим. Я подумал было, что он просто заимствует мое телесное тепло, но вдруг перед глазами у меня все расплывается и я снова вижу на церковном дворе женщину. Черные волосы, бледное лицо, теперь уже не размытое темнотой.

Я вижу, что это она, женщина с фотографии, по-прежнему облаченная в полуистлевший саван. На этот раз она указывает рукой куда-то на юг, и глаза у нее умоляющие. Взглянув в ту сторону, я вижу только дома и верхушки ближних к городу деревьев.

А когда я оборачиваюсь, ее уже нет. Нервы мои только что не искрят, как провода под током, меня бьет дрожь, никакого отношения к сырости не имеющая. Я торопливо иду по дорожке, встревоженный тем, что мне снова начали являться видения. Именно галлюцинации одолевали меня перед нервным срывом — это вырывались на поверхность страхи, подтачивавшие корни моего сознания.

Дойдя до дверей церкви, я останавливаюсь, мне ужасно не хочется переступать ее порог. «Ты же неверующий, — говорю я себе. — Что ты здесь делаешь?» И, не найдя достойного ответа, я просто поворачиваю ручку двери и вхожу.

Войдя, я различаю внутри лишь одну фигуру, преклонившую колени перед простым алтарем. Я медленно иду по проходу — мы ведь всегда бессознательно стараемся производить в храме как можно меньше шума, как будто Бог спит где-то за стенкой и очень рассердится, если его разбудят.

Подойдя поближе, я узнаю всклокоченные волосы и выцветшую одежду коленопреклоненной женщины. Я уже видел ее сегодня утром в лесу.

Услышав мои шаги, она оборачивается и говорит:

— Вы все же пришли. Я предупреждаю всех, но никто меня не слушает.

— О чем вы?

— Вы пришли, чтобы помолиться о прощении, в котором нуждается ваша душа.

Я не возражаю; у меня такое чувство, что, если я начну спорить с ней, она только разозлится.

— Почему вы сказали утром, что случившееся с Гарнером — дело рук дьявола?

Глаза женщины словно бы обращаются на что-то, находящееся за моей спиной, и она совершенно спокойно отвечает:

— Дьявол пришел за нами. Наш город тонет в пролитой крови, а единственное, чем дьявол вознаграждает наши грехи, — это вечное проклятие.

Ее слова поразительно похожи на то, что говорил Николас.

— А что здесь, собственно, произошло?

— Они построили город на костях погибших. Убивали друг друга из жадности. Замышляли зло и творили его.

Похоже, она говорит о первых днях основания города, и потому я спрашиваю:

— Разве все это не давняя история?

— Нисколько, — отвечает она. — Он проклял этот город. Он забрал женщину, которая умерла на шоссе. Как заберет и всех остальных.

Я достаю медальон, все еще странно теплый, показываю ей.

— Вам известно, кто изображен на этой фотографии?

Женщина проводит пальцем по защищающему снимок пластику.

— Бедняжка! — вот и все, что она говорит.

— Что это значит?

— Сами знаете, иначе не стали бы спрашивать. А теперь молитесь.

— Я неверующий.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и слышу, как она встает с колен, однако следом за мной не идет.

— Уповайте на милость Господню, — говорит она. — Иначе дьявол заберет и вас.

Я смотрю на медальон.

— Это навряд ли, — говорю я. — Я ему здесь нужен.

Я приезжаю в «Садик Марты», чтобы встретиться с таинственным автором записки, на четверть часа раньше назначенного срока. Сажусь у стойки, заказываю кофе, радуясь возможности окунуться после разговора в церкви в обычную человеческую суету. Ровно в пять появляется Софи Донеган. На ней темно-зеленая рубашка и темные брюки — чуть светлее ее коротко подстриженных черных волос. Темные круги под глазами придают ей вид человека, который чувствует себя примерно так же, как я. Она тоже заказывает кофе и, поглядывая на меня, садится за столик у окна. Я беру свою чашку и направляюсь к ее столику.