Игорь Фёдоров - Волк

Я заморгал и глубоко задышал, чтобы плач не вырвался наружу.

— Она это не грубо сказала, — поспешила пояснить Аля, — а нежно.

— Знаю, — прошептал я.

— А мне ничего не передали оттуда? — спросил Паха.

— А ты обойдешься.

— Если эта вся история, предлагаю отправиться по домам, — предложил Паха.

— Давайте по домам, — согласился я, — завтра на учебу.

Так хотелось встать под душ и постоять там с полчасика. В больнице работают хорошие люди, но запах там не самый приятный.

— Нас освободили от отработки, — поведал Паха, — завуч сказала «раз такое дело…».

— А меня еще освободили от физкультуры на месяц, — похвастался я.

Тимофеев сидел в лесу на голой земле, облокотившись на сосну и играл на гитаре. Пел для леса, птиц и мелких зверушек, для всех, кто мог его слышать. Вначале в ход шли романсы, затем немного шансона, после — «битлы». Даже детские песенки, что он когда-то пел для дочки Васильева, пришлись ко двору. Приближался час расплаты, ждать больше не было смысла. Но Тимофеев тянул время. Кто знает, может это его последний вечер. А если хорошо подумать, то вечер будет действительно последним. Можно было только надеяться, что Митрофанов и его товарищи будут уничтожены, а сам он, Тимофеев, беспрепятственно вернется к бабушке и будет спокойно жить в ее доме, даже с неодобрения ее детей.

Дом мэра был обычным загородным домом богатых выпендрежников и слабо походил на хорошо оснащенную крепость. Да, везде были натыканы видеокамеры, но Тимофеев на сто процентов был уверен, что запись просто сохранялась на жестком диске, а по истечении определенного времени удалялась. Навряд ли охрана будет сутками разглядывать на мониторе изображения проезжающих автомобилей по дороге и внутреннего участка вокруг дома. А вот Тимофееву это может пригодиться, когда придет время. План, при наличии наглости и отсутствия сомнений, обещал быть выполненным. Все было разведано и обдуманно неоднократно. То, что не получилось в прошлый раз, сегодня должно сработать безукоризненно.

Мэр с супругой поехали по области осматривать свои владения и раздавать направо-налево указания разным директорам и их замам. Работа у них такая. А вот сын со своей ведьмой остались одни, не считая сторожа в угловом домике на заднем дворе и одного охранника в комнате на первом этаже. В гараже может находиться водитель, но не обязательно. Экономка работает до пяти часов вечера. Надо просто перелезть через дальний забор, что не представляет особого труда благодаря густо растущим соснам. Вначале нужно заглянуть к сторожу, справиться о его здоровье. Потом застать врасплох охранника. На всякий случай наведаться в гараж. И, наконец, заняться молодыми, при этом не смотря ведьме в глаза. Девушка наверняка помнит тот удар по голове, и поэтому захочет поквитаться. Надо быть осторожным, когда имеешь дело с обидчивыми экстрасенсами. На этом можно и остановиться, предварительно позвонив Митрофанову и отчитаться о проделанной работе, чтобы исчезнуть из его поля зрения навсегда. Но так хочется узнать, как он превращается в волка. Возможно, многие беды происходят от любопытства.

Тимофеев пробежался пальцами по струнам, те ответили нежным звоном. Когда-то, будучи влюбленным в одноклассницу, будущую жену Васильева, он написал песню, которую так никому и не сыграл. Учитывая позднее время и удаленность от города, на слушателей не приходилось рассчитывать и сейчас.

Коряво, по-детски, но когда Тимофеев писал эти строки бессонной ночью, он был как никогда искренен.

Середина песни забылось, но кто бы знал, какое мужество проявил Тимофеев, крича на свадьбе «Горько! Горько!». И за все эти годы он ни разу не подкатывал к Васильевой, оставаясь другом семьи и верным товарищем. Если бы можно было все вернуть назад…

Последний куплет очень точно отражал всю жизнь Тимофеева. Ненужный цветок, скрывающий свои чувства, это про него. Тимофеев дернул нижнюю струну, и тихий звук, напоминающий слезу (именно так), возник и растворился в прохладе вечернего воздуха и аромате сосновой хвои.