Игорь Фёдоров - Волк

Следующим местом моего визита, не понятно почему, стал институт. Я просто катался по городу без определенной цели, и вот интуиция или случайный выбор, привел меня сюда. Я оставил Паука на пустой стоянке, а сам направился внутрь просто потому, что ноги пошли именно туда. В здании было тихо. Лекции уже закончились, студенты разошлись по домам. Лишь кое-где в аудиториях происходила уборка. Я прогуливался по коридорам третьего этажа, как вдруг услышал за спиной:

— Стоять!

Ко мне подошел Саныч, сияющий от счастья.

— Традиционный головной убор жителей Австралии, семь букв?

Я растерянно пожал плечами.

— Чего же ты тут шатаешься, если от тебя никакого толку? — улыбнулся Саныч.

Я попытался что-нибудь сказать, но вдруг в груди что-то сжалось и перекрыло кислород. На глазах навернулись слезы, а сдерживать их и дышать одновременно не получалось. Саныч это сразу заметил.

— Случилось чего? — с тревогой спросил он.

И тут я разрыдался.

Саныч быстро оглядел пустой коридор, потом схватил меня за локоть и потащил к своему складу. Пока я выплакивал свое горе, на тумбочке появилось два стакана, бутылка и баночка сайры. Завсклад, не спрашивая моего согласия, налил мне полстакана и скомандовал:

— Залпом!

Я неохотно взял стакан и оценивая объем водки, непроизвольно поморщился. Мы с Пахой иногда устраивали пиры в своей компании. Обычно мы сидели в подвале дома Тряскиных, где находится монитор видеонаблюдения. Туда никто не заглядывал, а мы были в курсе всего происходящего вокруг. Но таких доз, как в этом стакане, мы не употребляли. Да и Пахе, как водителю, нужно всегда быть в форме.

— Поверь мне, — сказал Саныч и для примера одним глотком опустошил стакан.

Я вздохнул и, стараясь не уронить достоинства, последовал его примеру.

— Закусывай, — он положил рядом вилку, — не уподобляйся мне, старому алкашу.

Я проглотил кусок рыбы, и почувствовал себя немного легче. И дело даже не в опьянении, а в противном вкусе водке. Мои мысли сместились в сторону вкусовых рецепторов. Когда на языке противно, на душе легчает. Ай да Саныч, опытный целитель человеческих душ.

— Ключница водку делала — он опрокинулся на стуле, всем видом показывая, что готов слушать не перебивая, — а теперь рассказывай

Я оглядел склад, ставший после нашего вмешательства с Пахой более чистым и просторным. Не было особой необходимости изливать душу малознакомому человеку, но больше никого не было.

— Мою девушку убили.

Саныч моментально помрачнел.

— Так.

— Горло перерезали, — я всхлипнул, — вчера вечером.

Я не сказал, что опоздал проводить Марину из-за отработки. Еще будем выяснять, обвиняя самих себя, кто из нас больше повинен. Убили, да убили. Земля пухом, царствие Небесное. А кто точно виноват, это мы постараемся выяснить этой ночью. Главное, не оказаться первым пьяным волком в истории, что не исключено.

Саныч налил еще.

— Что думаешь делать? — спросил он, выпил свое и призывно кивнул в мою сторону.

Я, уже более уверенно, опрокинул стакан и поковырялся вилкой в банке.

— Не знаю. Найду убийцу — убью.

— Детский лепет, — мрачно сказал Саныч.

Я согласно кивнул. Тем более, что Саныч многого не знает обо мне.

Где-то в углу за коробками с красками послышался шум, будто маленькие ножки пробежали. Если в доме живут домовые, подумал я, то кто живет в институте? Я внимательно посмотрел на коробки, но там, естественно, никого не было. Когда я повернулся к нашему импровизированному столу стаканы опять были на половину полные, или пустые. Я еще не разобрался.

— Тогда не знаю, что делать, — признался я, — надо жить дальше. Как-нибудь.

Саныч взял свой стакан и долго смотрел на него.

— Могу предложить одну идею.

— Давайте.

— Я тоже за всю свою жизнь потерял немало близких людей. И с каждым годом их становится все больше и больше. Кто сам ушел, кому помогли. И вот есть у меня одно средство.

Я внимательно смотрел на него.

— Вот если бы тебе вчера перерезали горло… Просто представь. Что бы ты хотел сказать своей девушке, которая места себе не находит, плачет, хочет покарать убийц или даже отправиться за тобой?

Я попытался представить себе эту ситуацию, но вышло как-то неестественно. Довольно сложно видеть себя лежащим на мокром асфальте в темном парке с перерезанным горлом.

— Я бы ей сказал, чтобы не маялась дурью, а жила полной жизнью.

— Аминь, — выдохнул Саныч и выпил.

— И чтобы каждый день встречала с улыбкой, — добавил я и опустошил свой стакан.