Антуан д'Эстет - Flamma

***

Король везде в своем государстве является господином, и Карл II любил продемонстрировать это, являясь без доклада и предупреждения. Порой такие королевские прихоти доставляли немало тревожных минут тем, кого его величество столь неожиданно одарял своим посещением, однако на сей раз, застав у миссис Палмер архидьякона, удивился сам король. Он сухо кивнул в ответ на почтительный поклон Люциуса и, галантно поцеловав ручку своей фаворитки, спросил:

— О чем вы разговаривали, моя дорогая?

— О женщинах, государь, — с улыбкой отозвалась Барбара.

Король засмеялся.

— Ах да, — с насмешливостью повернулся он к архидьякону. — Вы ведь сводите их с ума, не так ли Люциус? Причем, невзирая на возраст.

— Хм, — сразу помрачнел тот. — Вижу, ваше величество тоже повстречались с его светлостью герцогом Бэкингемом.

— Именно, — подтвердил король. — Он ехал в Тауэр к моему брату, но любезно задержался, чтобы сообщить мне свежие и, надо признать, весьма занятные новости.

Люциус еще больше нахмурился: Карл II очевидно придавал слухам большее значение, нежели его фаворитка.

— Толки ходят разные, государь, — с холодком проговорил архидьякон, — и не всем стоит верить.

— Например? — поинтересовался король: ему очень хотелось узнать, как Люциус выберется из-под навалившихся на него со всех сторон сплетен.

Архидьякон на какое-то мгновение стиснул зубы и напряженно сжал кулаки, собираясь с силами для того шага, на который только что решился.

— Например, когда в Лондоне свирепствовала Чума, — чуть дрожа, но твердо сказал он, — ходили слухи, будто вы! покинули город исключительно из трусости.

Карл II был поражен: то, что защите и отговоркам Люциус предпочел нападение, приятно удивило его.

— А почему вы думаете, что это не так? — делая, что называется — ход конем, спросил король.

— Потому что народ был напуган, — ответил заранее готовый к этому архидьякон. — А оправдать свой ужас, мог лишь приписав страх лицу стоящему так высоко над ними, как ваше величество, и прикрываясь отчаянием, вследствие этого возникшим.

Карл II уперся подбородком в кулак и, призадумавшись над словами Люциуса, несколько раз пересек комнату.

— И пусть мы с вами знаем, что отъезд королевской семьи был мерой вынужденной для блага государства, — продолжал священник, — призываю вас поверить, государь: в народе нет никакой политики… только чувства.

Даже миссис Палмер, старавшаяся не вникать в разыгрываемую королем и архидьяконом партию, почувствовала в этих словах неизбежность победы Люциуса. Впрочем, Карл II и не упрямился.

— К чему вы это говорите? — задал он вопрос уже не содержащий в себе задних мыслей.

— К тому, государь, — отозвался священник, — что обо мне говорят те же самые люди. Они нарекли меня Падшим ангелом, признавая обычную мою непогрешимость и строгость, но вместе с тем приписывая мне вину и грязь совершенных в Лондоне преступлений. Однако сам я и это новое мое прозвище есть всего только символ — символ падения былых нравов и устоев общества, его упадка… разложения.

Король, слушая Люциуса, молча подошел к окну и посмотрел на Пэлл-Мэлл — одну из самых оживленных улиц своей столицы. Там внизу промчалась карета, украшенная гербом с баронской короной, и чуть было не сбила молодую крестьянку, несшую в руках полупустую и весьма потрепанную корзинку. А миссис Палмер тем временем, подернув плечиками, капризным тоном пожаловалась:

— Господин Флам, своими мрачными теориями вы нагоняете на меня тоску.

Архидьякон слабо улыбнулся.

— Это еще не самое печальное, что можно заметить, — сказал он; и, обращаясь к Карлу II, продолжавшему наблюдать за людской суетой, добавил: — Знаете, ведь многие из них считают, что мир — это ад; а жить хорошо в нем может только падший.

Миссис Палмер тяжело вздохнула:

— И как вы только это терпите?

— Я? — усмехнулся Люциус. — Нет жизни лучше королевской, а я… просто на слуху.

Ирония слов архидьякона была на поверхности, и король без труда уловил ее. Но не явный сарказм больно уколол Карла II, а скрытый намек на то, что священник собою прикрывает от сплетен его самого.

— Тогда, Люциус, — решительно произнес задетый король, — я бы посоветовал вам эти слухи пресечь.

— Вы озвучили мое собственное желание, государь, — не замедлил согласиться архидьякон, умело сыгравший на королевской гордости. — И если позволите откланяться, я, пожалуй, навещу вашего брата — принца Джеймса: надеюсь, на сей раз мне повезет не разминуться с его светлостью герцогом Бэкингемом.