Антуан д'Эстет - Flamma

— Да… да, — шептал он в ответ на упомянутую Маргаритой фразу из записки Розы, — именно так…

И сжав жемчужину в кулаке, громко распорядился:

— В Тауэр!

Тауэр, внушительной громадой своих башен возвышающийся над Темзой, встретил мчавшуюся по тауэр-бридж карету архидьякона мрачным взглядом многочисленных бойниц. И так впечатляющ был вид окутанной туманом и сумерками крепости, что Люциус, сжимавший в руке черную жемчужину, невольно подумал:

«После того, что я собираюсь сделать, мне, быть может, суждено остаться здесь навсегда».

Действительно, эта твердыня, веками символизирующая могущество английских королей, служила не только одним из самых престижных гарнизонов для верных солдат Британии, но еще и самой страшной тюрьмой для ее врагов: преступников и неугодных его величеству людей.

Однако, даже ощутив на себе тяжесть перспективы, оказаться узником столь грозного стража, решимости у архидьякона не убавилось. Его экипаж миновал охранный пост у внешних врат крепости и въехал во двор, где Люциусу пришлось преодолеть еще две караульни, прежде чем стены Тауэра, наконец, смогли принять нового посетителя.

***

Шаги архидьякона гулко отдавались в пустых залах и коридорах крепости, когда он, следуя за освещавшим ему путь слугой, шел в предназначавшееся для занятий фехтованием помещение Тауэра. Именно там он надеялся застать Бэкингема, потому как, в преддверии скорых сражений с голландцами, именно там большую часть своего времени проводил принц Йоркский.

Так оно и оказалось: в огромной зале с несколькими площадками для борьбы, чучелами и манекенами для упражнений в фехтовании и стенами, увешанными всевозможным оружием ближнего боя, Люциус нашел тех, кого искал. Однако вместе с принцем и герцогом в этом помещении, совсем не кстати, присутствовала чуть ли ни целая рота солдат, во главе со своим капитаном проводившая учения, группа соревнующихся друг с другом дворян-офицеров и (ибо искусство фехтования не лишено некоторой эстетичности) немалое количество дам из высшего общества, с удовольствием за всем этим наблюдающих.

Как ни хотелось архидьякону поскорее закончить дело, ради которого он прибыл в Тауэр, придворные правила требовали от него приветствовать всех знакомых здесь находившихся; и путь к Бэкингему вновь обещал затянуться. Но, замечая мрачное нетерпение и холодную сосредоточенность священника и справедливо полагая, что развязка подобной спешки архидьякона станет им известна тем скорее, чем раньше тот исполнит веления этикета, никто не стал задерживать его расспросами.

Наконец Люциус приблизился к принцу Джеймсу, в окружении которого давно приметил Бэкингема, и, наскоро раскланявшись с его высочеством и другими вельможами, довольно-таки резким тоном обратился к герцогу:

— Мне стало известно, милорд, будто бы вы распускаете порочащие меня слухи. Так ли это?

Архидьякон знал о вспыльчивом характере Бэкингема и сознательно шел на конфликт, начиная разговор с уверенно и во всеуслышание произнесенного обвинения: гордый герцог не должен был спустить такой дерзости. Так и случилось.

— Я не нахожу нужным отчитываться за свои речи, — грубо отозвался Бэкингем и, окинув взглядом сутану архидьякона, с презрительным смешком прибавил: — Тем более перед священником.

— Господин герцог забывает, — спокойно, но с достоинством заметил Люциус, неторопливо проводя пальцем по лезвию висевшего на стене церемониального меча и словно заряжаясь холодом и твердостью его вороненой стали, — что приняв духовный сан, я не перестал быть дворянином. И с оружием в руках могу требовать ответа от посягнувших на мою честь и доброе имя негодяев… вроде вас, милорд, — добавил он, отрываясь от великолепной ковки клинка и бросая на Бэкингема отнюдь не доброжелательный взор.

— Это что — вызов? — надменно вскинув голову, удивился герцог; и, поясняя возникшее у него сомнение, иронично продолжил: — ваше преподобие.

Люциус легким наклоном головы подтвердил свои намерения.

— Но… святой отец, — начал Бэкингем, поколебленный решимостью архидьякона, но все еще старавшийся уколоть его указаниями на священнический сан. — Вам известно, что дуэли запрещены самим королем?

— Короля здесь нет, — просто отрезал Люциус, — а его высочество, я в этом уверен, — он почтительно поклонился принцу, — дозволит нам поупражняться в фехтовании.

— Почему бы и нет, — подтвердил тот, глядя на архидьякона с неподдельным уважением: потомок королей он умел оценить истинное благородство. — Кажется, для этого мы здесь и собрались, не так ли?