Эллен Грин - Лабиринты веры

И тут ее осенило. Шубка. Можно же забежать в дом Клэр и проверить, на месте та или нет. Шубка всегда висела в стенном шкафу у входной двери, на лето упакованная в специальный чехол, а зимой просто на вешалке. Клэр умерла до холодов, а Ава, по сути, так и не занялась разборкой ее вещей.

Мари надела куртку, перчатки и шапку. Сейчас ей меньше всего хотелось выходить на холод, однако она не могла отделаться от глупых мыслей о шубке. Села за руль своей старенькой «Хёнде» и завела двигатель – прогреваясь, тот обычно издавал жуткий грохот. Опасаясь, как бы сейчас кто-нибудь из сестер не выглянул в окно на звук, Мари рванула с места и поехала к дому сестры.

Она увидела это, как только повернула за угол. У нее бешено застучало сердце; ладони, несмотря на холод, вспотели. Горло сдавил спазм. Машина Авы. Она стояла на подъездной площадке, словно и не уезжала оттуда. Как такое возможно? Мари проехала мимо дома и остановилась. Выбравшись на тротуар, пошла назад, глядя на серебристый мираж и гадая, реальность это или иллюзия. Положив руку на дверцу, ощутила под пальцами твердость металла. Затем дотронулась до машины другой рукой. Под «дворниками» скопились сосновые иглы, несколько иголок прилипли к дискам.

Мари заглянула внутрь и открыла дверцу. В салоне было пусто, ключ торчал в замке зажигания. Она выпрямилась и оглядела улицу. Вокруг все было как обычно. Но ведь они оставили машину в чаще Пайн-Барренс, и там же бросили тело Авы… Мари вытащила ключ из замка зажигания и открыла багажник. Пусто.

Кто-то знает, что они совершили, и намеренно пригнал машину назад.

Мари взбежала по лестнице и отперла дверь. В доме было холодно и тихо. Она сама выставила термостат на шестьдесят градусов [16] По Фаренгейту; 15,6 градуса по Цельсию. , чтобы сэкономить деньги. Мари захлопнула дверь, и этот звук эхом разнесся по дому.

– Ава! – крикнула она. Ответом ей была тишина.

Мари пробежала по комнатам и убедилась, что никого нет. Как и должно быть. Наконец она рухнула на диван и уставилась в камин. Там все еще лежали тонкие голубые нитки от сожженного платья. Сколько еще ей предстоит покрывать содеянное? Вдруг, словно воспоминание толчком разбудило ее мозг, она вспомнила, зачем приехала сюда. Шубка Клэр. Мари осторожно подошла к стенному шкафу; ее рука дрожала, когда она взялась за ручку. Ей очень хотелось выяснить, но она страшилась того, что может узнать.

Резко выдохнув, Мари одним движением распахнула дверь стенного шкафа. Верхняя одежда Клэр висела на штанге, что-то в чехле, что-то просто так. Мари принялась осматривать вещи, открывая «молнию» на чехлах. Наконец остался один белый чехол. Она знала, что это чехол от шубки. Тяжело и часто дыша, расстегнула «молнию» – и обнаружила пустоту.

Мари снова с лихорадочной быстротой перебрала всю одежду на штанге, затем взбежала по лестнице в комнату Клэр и влетела в гардеробную. Перерыв все, шубки она так и не нашла.

Все это было очень странно: необъяснимое исчезновение шубки сестры, таинственное появление машины Авы… Мари буквально скатилась вниз по лестнице и выбежала из дома. На карту поставлено слишком многое, чтобы оставлять все как есть.

Джоанна, припарковавшись на противоположной стороне улицы, поставила машину так, чтобы хорошо видеть дом. Ее мысли, как мыши в лабиринте, блуждали по одному коридору, пока не упирались в тупик, затем разворачивались и следовали по другому. Она держала в памяти свою лекционную доску с записанными на ней фактами. И с обведенным кружком годом – тысяча девятьсот девяносто шестым – в центре.

Еще вчера у нее возникло подозрение, что в том году Ава оказалась в семье Клэр после того, как ее либо нашли, либо похитили. До того момента жизнь Клэр была простой и обычной. А потом она вдруг резко ушла с работы. Девочке тогда было года три. Или, может, четыре. В общем, она была достаточно большой, чтобы что-то помнить. Джоанну преследовал один вопрос: помнит ли ее подруга что-нибудь о своей жизни до той даты, а если помнит, почему хранит молчание?

Похищение могло бы объяснить, почему Клэр все время переезжала, почему не работала, – чтобы ее не выследили. Но зачем одинокой двадцатисемилетней женщине похищать ребенка, если у нее впереди вся жизнь и она может выйти замуж и родить своих детей? Джоанна покачала головой. Нет, это ложный путь. Жизнь Клэр была слишком упорядоченной и логичной, чтобы она пошла на такой шаг.

Однако, работая в суде, Джоанна не переставала удивляться людям и их поступкам. Женщины и мужчины убивали собственных детей, чтобы сохранить отношения с партнером, который вдруг оказывался подсевшим на наркоту неудачником; отец перерезал глотку своей шестилетней дочери во время ссоры с ее матерью. Одна женщина откусила пенис у младенца-сына, потому что его отец был деспотом. И список таких происшествий все пополнялся и пополнялся. В масштабе человеческих злодеяний похищение ребенка двадцатисемилетней женщиной было едва заметной точкой на экране человеческих преступлений.