Лили Сен-Жермен - Пугливая

Нас было всего двое мальчиков. Меня там вообще не должно было быть — только Стивен и Рэй, но Рэй очень просил брата. И я стал новым братом Рэя. Он назвал меня Дэймоном, и Дэниел Коллинз исчез навсегда. Стивен стал Отцом. И мы превратились в семью из трех человек, переезжали с места на место, на протяжении всего пути похищая детские души.

В этом и состояла наша работа — заманивать других детей. Девочки, всегда девочки. Красивые девочки с блестящими волосами в коротеньких платьицах, отделанных оборками и кружевом. Отец выбирал девочек с безопасного расстояния, из фургона, а нам приходилось вылавливать их своими сетями, словно головастиков.

Девочки надолго не задерживались. Нам постоянно нужно было пополнять запасы.

Став постарше, мы с Рэем придумали такую игру.

Отец отвозил нас в парк и ждал в фургоне, пока мы обыскивали место на предмет потенциальных объектов.

И смотрели, кому из нас удастся первым уговорить девочку залезть в фургон.

Я ВСЕГДА ВЫИГРЫВАЛ.

Когда мне исполнилось шестнадцать, а Рэю восемнадцать, мы с ним убили Отца.

Он стал беспокойным. У него и так была паранойя и бред, а теперь ему взбрело в голову, что за ним следит полиция. В то время у него находились три тщательно запертые в сосновых ящиках девочки с заклеенными скотчем ртами, чтобы не шумели. Мы жили в доме на Миссисипи. Одну за другой Отец отнес их к реке и утопил.

Я видел, как он заряжал пистолет тремя пулями, и понял, что он задумал — одну для меня, вторую для Рэя и последнюю для себя самого. Но нам с Рэем… не хотелось умирать. Мы стали старше, мудрее, и начали поговаривать о том, как бы сбежать.

Мы убили Отца тем же самым способом, каким он убил тех девушек. Рэй вырубил его сковородкой. Мы уложили его в самый большой ящик, в котором раньше Отец держал Рэя. Затем наглухо его заперли и, пока Отец орал, чтобы его выпустили, притащили его импровизированный гроб к берегу и столкнули в реку.

У нас был выбор: пойти в полицию и все рассказать. Или притвориться, что мы погибли вместе с нашим похитителем и теми бедными девочками, а затем заново начать нашу жизнь.

Рэй хотел пойти в полицию. Это я отказался.

Я не мог думать ни о чем, кроме лица моей матери, когда она узнает, чем я здесь занимался. Мне придется всё ей рассказать. И у меня будут большие проблемы из-за того, что в тот день я ушел со двора.

Поэтому мы стали новыми людьми. И никогда больше не видели свои семьи.

Убивает не голод.

А жажда.

Жажда сводит с ума, но я и так уже не в себе. Я давным-давно смирился со своим безумием. Давным-давно понял, что никогда не должен был существовать.

Я так долго торчу на этом чердаке, в этом ящике, что у меня просто нет слов, чтобы определить время моего пребывания здесь. Я знаю, когда Лео не бывает дома, потому что именно тогда Кэсси поднимается сюда. Именно тогда мы с ней и разговариваем. Ну и еще кое-что.

А потом этот любопытный засранец меня здесь нашел. Бьюсь об заклад, что когда Лео обнаружил меня в ящике, словно какой-то труп, это был самый большой сюрприз за всю его грёбаную жизнь. Я не видел себя в зеркале, но знаю, что ужасно выгляжу. От меня остались кожа да кости, я не брился должно быть уже кучу месяцев. И я сумасшедший. Конченный псих. У меня бывают моменты просветления, но это гораздо хуже. В такие минуты на меня накатывает вся моя боль. Уж лучше сумасшествие.

Из-за чердачной двери до меня доносились их приглушенные голоса, я слышал, как они разговаривали. Он злился. Она кричала. Через несколько часов прямо за дверью раздался рёв дрели. До меня дошло, что он меняет замок . Он меня запирает. Чтобы не впускать ее ко мне.

На какой-то миг меня охватывает паника, но я и так здесь несколько дней без еды, и уже слишком далеко зашел. После этого до меня доносятся лишь гортанные боевые крики несущейся вниз женщины, интенсивность и громкость которых нарастает на протяжении всей долгой темной ночи. Я плачу, но слез нет.

Я думаю о кричащей внизу девушке с соломенными волосами и зелеными глазами, и мне жаль, что я не родился для нее другим человеком. Я любил ее. И всё ещё люблю . И от этой мысли я обретаю покой, чувствуя, как погружаюсь в темноту, знакомую лишь лежащему в ящике мальчику, который потирал пальцами потрескавшиеся доски и повторял песню, что пела по вечерам его мать. Сейчас у меня нет сил петь, нет сил даже плакать нормальными слезами, но это ничего, потому что в голове я все еще слышу голос своей матери. Вижу, как она стоит вдалеке, протягивая мне большой стакан воды, и бегу к ней. Это снова мой десятый День рождения, и на этот раз я проявляю твердость, я не сажусь в фургон вслед за Рэем, а со всех ног бегу к своей маме. И приблизившись к ней, я вижу, как она прекрасна, вижу, что стакан воды превратился в пакет молока, но на нем нет ничьей фотографии, потому что это рай, и здесь никого не заманивают в фургоны, чтобы отправить на небеса, а на пакетах с молоком не печатают лица пропавших детей. Я пью молоко из пакета, и оно вкуснее всего, что я когда-либо пробовал. Мать смотрит на меня с улыбкой, протягивая мне кусок разноцветного именинного торта, и все отлично.