Фелисия Йап - Вчера

– Значит, я чудовище, – говорит Клэр; ее глаза – котлы расплавленной боли, – которое убило собственную дочь.

Мне нечего ей на это ответить. Что я могу теперь сказать?

Моя жена подползает к дивану и вытягивается на подушках. Медленные, мучительные движения женщины, которая потеряла все. Глаза по-прежнему полны слез. И я чувствую иную сущность в их глубине. Они окутаны тупой темнотой, отчего поменяли цвет с лавандового на блекло-бирюзовый. Такой покров можно видеть на глазах рыбы, которая мертва не меньше недели.

– Прости, Марк, – говорит она. Голос – болезненный шепот. – Я теперь понимаю, почему ты мне изменял.

Я замираю. Такая связь никогда не приходила мне в голову. Возможно, моя жена не так дремуча, как я всегда думал.

– Но я не понимаю, почему ты не уходил.

Я молчу.

– Почему ты оставался со мной так долго? – продолжает Клэр. – После того, что случилось с Кэт?

Мой вопрос повисает между нами в пустоте. Ужас ослепляет меня. Боль сжимает сердце. Я смотрю на свои руки – ими была убита моя дочь.

Это руки убийцы.

Я никогда не прощу себя, сколько бы мне ни осталось жить. Может, нужно снова вскрыть вены, повеситься на веревке, откупиться от смерти Кэт своей смертью. Каждый день до конца жизни станет мне карой, каждый час бодрствования будет расплатой за тот ужасный грех, что я совершила.

Но почему Марк не наказал меня сильнее? За смерть собственной дочери. Почему не ушел в тот же день? Почему оставался со мной так долго – со своей женой, с убийцей?

– Ты не ответил на мой вопрос. – Слова вырываются с дрожью. – Почему ты остался?

– Я не мог уйти, – говорит он. – Мой мозг повторял факты, которые я не мог игнорировать. Например, факт, что не я, а ты содержала нас в самом начале.

Я застываю.

– Факт, что я по глупости отказался от своей должности в Тринити. Думал, так будет легче опубликовать первый роман. Я ошибся. Жестоко ошибся.

– Я это знаю, но…

– Тринити отказался взять меня обратно. Снобов-дуо в высоких кабинетах колледжа потрясло то, что я женился на моно.

– Это не значит…

– Твоего заработка в «Универ-блюзе» нам хватало на хлеб. Когда кончились сбережения, ты заставила себя вернуться на работу. Всего через три месяца после смерти Кэт. И потом содержала нас обоих пятнадцать чертовых месяцев, пока я не получил первый аванс. Ты даже предложила продать обручальное кольцо, когда дела пошли совсем плохо, но я сказал «нет». Это тоже факты.

– Но я все равно не понимаю, почему ты остался.

– Факты, Клэр, факты. Все дело в фактах, которые я заучил: мы зависели друг от друга. Помогали друг другу держаться на плаву. Выжить в этом враждебном мире. После того как от меня отказались родные, со мной не осталось никого. Кроме тебя.

– Ну да, мы ведь обещали отцу Уолтеру, что будем держаться друг за друга.

– Поступки перевешивают обещания. Ты все эти годы старалась сделать мне приятное. Об этом говорит мой дневник, всякий раз, когда я его читаю. Он также говорит, что я чувствую свою вину в два раза сильнее, когда ты пытаешься быть ко мне доброй.

– Ну да, ты записал эти факты. Но как они могли удержать тебя сразу после того, как Кэт… сразу после ее смерти…

Последние слова тонут в громких рыданиях. Марк хмурится.

– Не знаю, – говорит он, тряся головой. – Правда не знаю. «Что» бывает нетрудным. «Почему» чаще всего ускользает.

Я молчу.

– Я знаю, от чего ты отказалась, выйдя за меня замуж, Клэр. С самого начала нам обоим пришлось бороться за то, чтобы быть вместе. Это тоже факт. И он, возможно, перекроет все, что я только что сказал.

Я замираю.

– Как же, черт…

Марк со вздохом ковыляет к своему встроенному стеллажу у противоположной стены и достает тонкую папку с наклейкой «Разное». Открывает и вынимает старый потертый документ.

– Я нашел это письмо случайно, – говорит он. – В октябре девяносто пятого, когда мы переехали на Милтон-роуд, двадцать три. Я тайком скопировал его, чтобы напоминать себе время от времени, от чего ты решила отказаться. Ради нас.

Он протягивает мне листок.

– Я прочел его столько раз, что, наверное, могу декламировать перед сном, – говорит он со вздохом.

Я смотрю на ксерокопию, края от возраста потерлись и стали хрупкими. Письмо написано от руки, властным почерком:

Усадьба Айнсли, Бакингемшир

18 августа 1995 г.