Фелисия Йап - Вчера

Даже кот – и тот чужой.

Сорок три. В этом возрасте пора думать о том, чего ты не смог достичь в жизни. В этом возрасте малейшую рану, даже подконтрольный разрез скальпелем приходится залечивать очень долго. В этом возрасте легко догадаться, что проторчать семнадцать лет в психиатрической лечебнице – не лучший способ потратить часть своей взрослой жизни. В этом возрасте понимаешь, что ни один из этих семнадцати ты не получишь обратно.

В этом месте я громко выругалась. На всю свою кривую жизнь. На всю ее очевидную мудацкую несправедливость.

Но сразу после этого я стиснула зубы. Решила, что хватит себя жалеть.

Потому что одиночество – для слизняков. А жалость к себе – для идиотов.

Несправедливая жизнь ударила меня по лицу, потом под дых. И тем не менее хватит распускать нюни.

Нужно радоваться и брать удовольствия, которые мне даны.

С этой самой минуты.

Звук открывающейся двери отвлек меня от этих мыслей. Он вошел с обычным игривым желанием на лице. В руке – красиво обернутый и перевязанный лентой пакет.

– Подарок к Рождеству, немного заранее, – сказал он, со смешком протягивая его мне.

Я развернула коробку. Лифчик с трусиками от «Ажан провокатер» – вот что там оказалось. 36–26–37 (после стольких часов, потраченных на изучение моих форм, он не ошибся с размером). Алое кружево, изящное, как филигрань. Черные резинки до бедер и подвязки.

Ну конечно. Как я не догадалась, что он тащится от подвязок.

Жене он дарит розы. Неделю назад я видела, как он исчезает в дверях своего ньюнемского особняка с внушительным букетом в руках. Половина – розовые. Остальные белые. Наверное, это что-то значит для его жены. А любовнице он дарит подвязки.

Развратные провокаторские подвязки.

Марк Генри Эванс ведется на затасканное клише. Неудивительно, что такие же клише переполняют его романы.

– Поиграй в модель, дорогая, прошу тебя.

В этом месте до меня дошло, что Марк Генри Эванс тоже играет в модели, но по-своему. В его романах полно живых мерзавцев. Даже герои у него способны на предательство. Наверняка он срисовывает их с самого себя.

Я согласилась, конечно. Это сработало. Через секунду он был на мне, колыхаясь. Потея, как свинья. Перевернул меня. Забавно, что некоторые мужчины трахаются по-собачьи. Через несколько минут он кончил. Наелся. Рухнул рядом и засопел в подушку. Посткоитальное блаженство выгравировано у него на лице.

Я дотянулась до валявшегося на тумбочке бумажника. Девять хрустящих двадцатифунтовых банкнот, пачка кредитных карточек и полоска бумаги со словами «ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЛЮБВИ ВСЕЙ МОЕЙ ЖИЗНИ И МОЙ».

Я скопировала текст (никогда не знаешь, что может пригодиться в будущем) и принялась изучать мужской профиль в тусклом свете лампы. Я могла бы протянуть руки и задушить его. Или скрутить из чулок и бретелек неумолимую петлю. Или перерезать ему горло перочинным ножом.

Терпение.

Терпение, София. Терпение – добродетель святых.

И грешников.

И тогда я встала, подошла к противоположной стене и выключила спрятанную в углу камеру размером с булавочную головку.

10 часов до конца дня

Она ненормальная. Совсем бешеная. И никакого понятия о том, как работают толковые детективы. Но странным образом ее дневник убеждает. Непостижимый сарказм в паре с хорошей дозой безумия заставил бы переворачивать страницы и куда более стойкого инспектора. Я склоняюсь к тому, чтобы читать дальше, хотя дневник и без того отобрал у меня двадцать минут драгоценного времени.

Но сначала мне нужен кофе. Голова криком кричит, требуя свежей кофеиновой инъекции. Я встаю с кресла, скривившись от того, как впиваются в ноги иголки с булавками. И тут влетает Тоби с кипой бумаг.

– Ханс, – говорит он, – я нашел ее банковский счет в «Барклайсе»…

– Подожди, я попробую угадать. Там полно денег.

– Она получает четыре тысячи сто двадцать девять фунтов и двадцать три пенса в месяц от трастового фонда, которым управляет Швейцарская служба по делам наследования, – говорит Тоби, водя пальцем по верхнему листу. – Переводы приходят с первого апреля две тысячи тринадцатого года. Последний был первого июня две тысячи пятнадцатого, пять дней назад.

– Кто плательщик?

– Я звонил швейцарцам, хотел узнать. Они отказываются сотрудничать. Говорят, что серьезно относятся к финансовым тайнам своих клиентов.