Майкл Смит - Те, кто приходят из темноты [litres]

– Гэри, нельзя использовать отсутствие подозрительно сверхбогатых людей как доказательство…

– Я знаю, Джек, – не забывай, я ведь долбаный адвокат. Но подумай сам: Эми и Крэнфилд были связаны. В конечном счете все сходится к десяти процентам состояния Крэнфилда. Я кое о чем тебе тогда не рассказал, так как не рассчитывал, что ты мне поверишь.

– Я тебе и сейчас не верю.

– А благотворительность, которую помогают осуществлять Бернелл и Литтон? Фонд «Психомахия». Ты не найдешь такого слова в современном словаре. Поэтому я решил, что оно выдумано. Но оказалось, его использовали пару сотен лет назад. Оно означает «конфликт между телом и душой» – или между личностью и тем, кто живет внутри. Фонд нужен для отвода глаз. Когда чужак умирает, он платит десятину – в случае с Крэнфилдом почти двадцать шесть миллионов долларов. Эти деньги идут на поддержание системы, или персонала, или… Послушай, я точно не знаю, как оно работает, – раздраженно признался Фишер. – Но…

– Ладно, – сказал я, вставая. – Сейчас я уйду. И говорю тебе совершенно серьезно, Гэри, – отправляйся домой. Я действительно так думаю. Пообщайся со своей семьей и поговори с хорошим специалистом, пока дело не зашло слишком далеко.

– Я тебя не виню за то, что ты принимаешь меня за… Я знаю, что это звучит по меньшей мере странно, – сказал Фишер. – У меня есть улики, Джек, множество улик. Я проделал большую работу. Ты ведь знаешь, какими бывают люди. Неудовлетворение, желание кем-то стать или что-то получить – они не могут остановиться и совершают поступки, понимая, что так делать нельзя. А кроме того, жизнь некоторых складывается так, словно им что-то помогает с самого начала.

К этому моменту я уже убрал пистолет в карман, поняв, что он мне не понадобится, но разговор с Фишером вызвал у меня еще более неприятное чувство, чем беседа с Андерсоном. Мне хотелось побыстрее выбраться отсюда.

Однако я колебался. Наверное, я думал о женщине, которой в детстве снились кошмары и которая год назад начала разговаривать во сне. А теперь она вела себя совсем не так, как женщина, которую я знал. От нее даже пахло иначе. Как только Натали задала мне вопрос, я был вынужден признать, что Эми понемногу менялась в течение последних двух лет, даже еще до того, как потеряла ребенка. Можно ли это объяснить скрытым присутствием другого человека? Неожиданная любовь к чаю и розовому цвету – появление новой Эми? Или просто пришло время для метаморфоз среднего возраста, когда прежний багаж остается в прошлом?

Или происходит нечто совсем другое?

Я покачал головой. Нет. Просто я готов ухватиться за любое объяснение перемен в Эми, которое причинит мне меньше боли и не будет означать, что они необратимы и любовь не вернуть. Годится все, что угодно, только бы не видеть очевидного.

Каким бы нелепым оно ни было.

– Так почему же они убили Андерсона? – спросил я, теряя нить. – Какое он имел ко всему этому отношение?

– Это ты мне скажи. Ведь с тобой он разговаривал перед смертью.

– Он почти ничего не успел сказать перед тем, как его застрелили.

– Верно. Но о чем хотя бы шла речь? Что мог сделать такой человек, как Андерсон? Что заставило их изменить его жизнь, а потом застрелить в публичном месте на глазах у множества свидетелей? Ты думаешь, этот убийца – одиночка? Конечно нет. Так что же стало причиной его смерти? Что вынудило их так жестоко поступить? Скажи мне.

– Я не знаю. И мне все равно. Я…

Зазвонил мой телефон. Я резко поднес его к уху.

– Да?

– Слышь, придурок, – послышался голос в трубке.

Я выругался. Никогда не следует забывать, как далеко способны зайти люди, пытаясь заработать легкие деньги.

– Си-Джей, – сказал я. – Забыл заблокировать твой номер. Но я это сделаю сейчас.

– Гони бабло. Последний шанс.

– А иначе – что? Я засохшей коровьей лепешки тебе не должен. Повторяю, меня это больше не интересует.

– Ты уверен? Сейчас они здесь.

– Кто?

– Они на месте. Трое. Завалились туда только что.

Я тут же изменил оценку происходящего.

– В здание? И как они выглядят?

– Тебе уже интересно?

– Просто скажи мне, как они выглядят.

– Как любая другая белая сволочь. Один бизнесмен. В костюмчике. Двое других… я не знаю.

– Оставайся на месте. Позвони мне, если они уйдут.

Я закрыл телефон. Фишер сидел на постели, не сводя глаз с застывшего на экране изображения дочери. Он выглядел заметно старше. Гэри Фишер неожиданно стал старым, маленьким и одиноким. На его щеках виднелись две влажные дорожки.