Зои Стейдж - Молочные зубы

– Насколько я поняла из ваших слов, она заговорила совсем недавно, всего пару недель назад, верно?

– Да, причем назвалась этим альтер эго.

Сюзетта вдруг заметила, что вновь прибегла к старой нервной привычке теребить ремешок сумочки. Поэтому отложила ее в сторону, хотя и усомнилась, что достаточно далеко, дабы устоять перед соблазном.

– По правде говоря… я понимаю, в ваших глазах в этом ничего хорошего нет, но, поговорив с вами совсем немного, могу почти наверняка сказать, что ее поведение представляет собой своего рода защитную реакцию. Прятаться за другой личностью и тем самым сохранять в целости и сохранности индивидуальность человека, который никогда не говорит.

Доктор наконец открыла блокнот и что-то в него записала.

– В вашей трактовке все выглядит совсем не страшно. Причем она ведет себя так только со мной, а перед Алексом не выставляет себя ведьмой. На этот раз я постаралась справиться с собой, и вместо того чтобы беситься, попыталась втянуть ее в разговор.

– Ну и как у вас получилось?

– Неплохо. Беседа, конечно, вышла странная, но уж как есть.

– Может, вам это и не кажется прогрессом, но у меня такое ощущение, что в действительности девочка пытается чего-то добиться. – Сюзетта поморщилась. – Вы так не считаете?

– Дело не в этом. Злобный пес, странная попытка сделать вид, что ее трахает дьявол, – мужу я об этом так и не сказала. И даже попыталась найти у него на компьютере порнографию, чтобы узнать, не там ли девочка узнала о сексе, но…

Чувствуя устремленный на нее оценивающий взгляд врача, Сюзетта подавила в себе желание подвинуть ближе сумочку и вместо этого лишь крепче сцепила руки.

– Вы многое не рассказываете мужу?

Над этим вопросом Сюзетта задумалась. Что она говорила Алексу? В основном то, что его не напрягало.

– Думаю, что… Поначалу мы делились с ним всем, но со временем… С его точки зрения… Полагаю, он считает, что у него все есть. Работа, которая приносит радость и удовлетворение, – серьезный собственный бизнес, любовь коллег. Хорошие отношения с родителями. Прекрасный дом, любящая жена, восхитительный ребенок. У него и денег достаточно, и свободное время есть – он ходит в спортзал и делает, что хочет. Любит меня, а я его… Но… я не могу без него, и порой… Знаете, это очень важно… Не хочу, чтобы он утратил в меня веру.

– А почему он должен утратить в вас веру, если вы расскажете ему, что происходит?

– Потому что он ничего не видит. Не он, а я сидела с ней целыми днями дома: заботилась, кормила, занималась, пыталась развлекать. Чтобы ей ничто не угрожало, она не болела и хорошо себя вела. Алекс ее любит – глубокой отцовской любовью. Но проводит с ней совсем немного времени: рассмешит, почитает на ночь книжку, немного поиграет в выходные. Ей нравится заниматься с ним чем угодно, и он ощущает себя героем, чувствуя ее любовь к себе.

Беатрикс кивнула.

– Это проклятие каждой женщины, которая сидит с ребенком. Но Алекс, конечно же, понимает, насколько важное дело вы делаете…

– Конечно… Но… – она махнула рукой на стеклянную перегородку, – я всерьез подумала, что она набросится на меня и укусит.

Сюзетта поведала доктору обо всем остальном: как она выставила Ханну во двор, чтобы та успокоилась, о синяках на ее руке, о неприязненной реакции Алекса.

Беатрикс опять что-то записала в блокнот.

– Вы не будете возражать, если я поговорю с Алексом о той ситуации с имитацией полового акта? Мне хотелось бы услышать его мнение.

– Он удивится, что я ничего ему не сказала.

– Вероятно. Но у вас всегда есть возможность поговорить с ним об этом в спокойной обстановке.

Сюзетта не ожидала, что будет чувствовать себя словно на скамье подсудимых. Когда она думала, что Беатрикс записывала в блокнот и к каким выводам пришла, ее охватывала тревога. Она боялась, как бы доктор не посчитала ее деспотом, плохой матерью, плохой женой, лгуньей. Еще одна разбитая, неблагополучная семья, прячущаяся за фасадом обеспеченной жизни.

Сидя у двери на одном из трех одинаковых стульев, она прижимала руки к животу, чувствуя, что там без конца происходит какое-то бурление, угрожая в любую минуту полыхнуть взрывом.

Что бы она ни сделала, виновата всегда мать. Она поклялась быть лучше, чем ее собственная, и долго была уверена, что сдавала этот экзамен на «удовлетворительно». Но каждый раз, когда ей приходилось заводить разговор о происходящем, ее затягивало в свой водоворот безумие.