Зои Стейдж - Молочные зубы

– Тихо, lilla gumman , тихо… Папина ты непоседа…

Он ворковал так тихо, что Сюзетта даже не могла разобрать всех его слов. Но Ханна успокоилась. В его руках она казалась такой маленькой, прямо тряпичной куклой.

– Я ужасно виновата.

Сюзетта поднесла руки ко рту, зная, что выглядит жалко, стоя на коленях, терзаясь от чувства вины и вымаливая у них прощение.

Алекс целовал исполосованные слезами щеки дочери.

– Пойдем наверх, к папе в кабинет?

Ханна кивнула и протянула Сюзетте раздавленную картофелину.

У матери не было другого выхода, кроме как взять ее, не поднимая головы. В виде наказания. Как напоминание о ее глупости.

Он унес дочь, а она даже не осмелилась на них посмотреть. Поднимаясь по лестнице, Алекс что-то тихо говорил. Вполне возможно, о том, чтобы сбежать от плохой мамы.

Сама плохая мама вытерла тыльной стороной ладони нос. Потом собрала то, что обнаружила под кроватью. На мгновение задумалась, как поступить с карандашами, ластиком-цветочком и сломанным мелком, теперь понимая, что это не просто разрозненные предметы, а части тела.

Как-то раз, во втором классе, она взяла в школу свою любимую мягкую игрушку – Медвежонка. На самом деле он был мышью, но она назвала его так еще в трехлетнем возрасте, и ее никто не поправил. Он почти весь день пролежал на дне рюкзака, но когда она вернулась домой, то обнаружила, что он заляпан синими чернильными пятнами – шрамами, оставленными протекшей ручкой. Сюзетта попыталась их отстирать – сначала аккуратно смоченной в воде ватной палочкой, потом более энергично намыленной тряпкой, – но они никуда не делись. Едва сдерживая слезы, она подошла к матери, уютно устроившейся перед телевизором, и обратилась за помощью.

– Это же всего лишь глупая игрушка, – ответила та.

Однако Медвежонок не был ни глупым, ни игрушкой. На самом деле маленькая Сюзетта думала, что он питал к ней больше сострадания и заботился куда лучше, чем родная мать, с которой она жила. Он приглядывал за ней, берег ее чувства, а она испортила Медвежонка и, терзаемая чувством вины, не придумала ничего лучше, чем свернуться вместе с ним на кровати калачиком и заплакать. Хорошая мать знала бы, что такое Ночной Бормотунчик. Хорошая мать по глазам ребенка поняла бы, сколь дорогим сердцу другом он был.

Части тела Бормотунчика она аккуратно сложила рядком на полке над кроватью Ханны. Остальное унесла, сложив ладони чашечкой, будто в них лежала больная птичка, которую еще можно было вернуть к жизни.

Они устроили вечеринку, разложив диван-кровать. Он всегда ее интересовал, потому что выглядел как диван, но когда приезжали farmor и farfar , превращался в кровать. Теперь он представлял собой остров, единственными обитателями которого были они с папой. Папа накрыл его одеялом, чтобы на нем не осталось крошек от бутербродов, которые они ели, наблюдая на его ноутбуке за похождениями героев сериала «Звездный путь: Следующее поколение».

Когда к ним поднялась мама, Ханна нырнула в океан и спряталась, топая по дну. Ее пальцы и лодыжки щекотали маленькие рыбки.

– Шербет из манго? – Она протянула папе две чаши. – Как она?

Его широкие плечи поднялись и опустились.

– Вышло не самым лучшим образом.

– Я знаю… Но если бы она повела себя при тебе как ведьма, ты понял бы, почему я так испугалась и меня охватило такое отвращение.

– Потом поговорим.

Кивнув, мама ушла, и Ханна вышла на берег. Она хотела рассказать ему о маленькой рыбке, окрашенной в яркие цвета, сияющие, как рождественская гирлянда. Она не понимала, как слова, так отчетливо звучавшие у нее в голове, всегда замирали во рту. Просто не могла, и все. И чем больше об этом думала, тем становилось хуже. В этом отношении она немного завидовала Мари-Анн.

Они с жадностью набросились на манговый шербет.

– М-м-м, как вкусно.

Ханна согласилась. У них с папой был свой тайный язык, прямо как у рыбки с мигающими огоньками. Он всегда ее видел, какая бы густая тьма ее ни скрывала, и неизменно понимал, что она имела в виду.

Перед сном папа не стал отсылать Ханну в ее комнату. Она потянула его за руку, и он все понял.

– Хорошо, я тоже буду спать здесь.

Ханна улыбнулась, свернулась калачиком и закрыла глаза, хотя и не устала. Они будут спать бок о бок, как муж и жена. А когда останутся только вдвоем, так будет всегда. Папа выключил один из ночников, а когда сел рядом с ней и вытянул ноги, кровать от его веса вздрогнула. Она слышала, как он переворачивал страницы книги. Ханна как раз стала думать, как бы отомстить маме, когда та тяжело поднялась по лестнице, перебирая своими чешуйчатыми ногами.