Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

— Сквозняков вроде нет, — заметил Александр Николаевич, — тяжестей не поднимал, откуда ему — радикулиту взяться? И почему сегодня, а не вчера? А может, и вправду сглазили?

— Кто?

— Знать бы — кто, — ответил Кузнецов.

— Дома сидел, всего и вышел один раз — до библиотеки прошелся, и на тебе — радикулит! — поддержала супруга.

Действительно, никуда Александр Николаевич не отлучался, с людьми посторонними не встречался, не беседовал, зла не желал, как впрочем, и добра.

— Говорят, нужно плюнуть на больное место, — вспомнила Зоя Константиновна.

Кузнецов тоже вспомнил… о своей теще.

Не заладились у него отношения с женщиной — матерью Зои. Вроде и повода или причины никакого. Делить тоже нечего — дочь, что ли, делить? Наверно, все же дочь. Не смогли, не получилось, чтобы каждому досталось. Мужики — они страшные эгоисты, и если глаз на что положат, своего добьются. А мать? Родить — полдела, хотя дело великое — не у всех получается. А вырастить? Воспитать? На ноги поставить и в жизнь отправить, чтобы объявился потом вот такой Александр Николаевич и обобрал до нитки! Кофточку подарил, а дочь любимую забрал! Кофточка и дочь — ну, как тут не возмутиться? Где справедливость после этого? Обида — червячок противный все душу перекопал, однако мотыльком не обернулся, крылышками не взмахнул и не улетел — понравилось ему ползать темными переулками.

Дарья Никитична жила не только отдельно, она вообще в другом городе жила. Не по-людски, конечно, когда дочь тут, а мать там, тем более что возраст с каждым днем подсказывал усмирить гордыню и переехать ближе к родственникам. Однако характер, он и у женщины характер — диктовал, указывал и плакать не позволял. Чтобы пустить вечером слезинку, промокнуть краешком платочка — никогда! Как вспомнит о кофточке, тотчас слезинка заберется обратно, и платочка не надо… ничего не надо, как-нибудь сама справится, благо имелся опыт значительный и продолжительный, как хватало и дел. Цветочки полить, пыль смахнуть, половики выбить, в магазин сбегать, с соседкой переговорить, спросить: как там, чего нового — хватало дел. Не успело солнышко взойти, смотришь, уже село, и она села — ноги болят. На фото глянула — тут они все трое: муж живой, дочка Зоя и она — Дарья Никитична. Лица светлые, тревогой не обременные — фотограф наказал и объяснил, куда и как полагается смотреть — получилось. Прекрасное мгновение, когда они все вместе — нет там никакого Александра Николаевича и Михаила Сергеевича с Борисом Николаевичем — никого нет! Только они втроем — бог любит троицу.

Утверждают, что человека формирует окружающая среда. Дарью Никитичну вот уже седьмой десяток окружали одни и те же стены — тусклые и невыразительные. Выходит, что стены ее и сформировали — сейчас многие и не знают, что когда-то не существовало обоев — дорого и негигиенично — тараканы ужас как любили обои, а еще больше клей, которым обои мазали. У Дарьи Никитичны своих тараканов не было — чужие порой забегали, но своих, доморощенных аборигенов не было. Прижимистой оказалась женщина — крошки не найдете. Дарья Никитична всегда следила за чистотой. Чая с сухариком отведает и тут же сухонькой ладошкой по столу проведет и в рот отправит. Приметы? Плевать она хотела на приметы — если большую часть жизни не было достатка в доме, откуда ему взяться сейчас — на восьмидесятом году? Как жила? И сама не знала — особенно себя не расстраивала, мыслью о будущем не тешила и не обманывала.

— Хочешь пригласить? — спросил Александр Николаевич и поморщился, то ли от боли в пояснице, то ли от возможных перспектив, связанных с приездом тещи.

— Как скажешь, — ответила супруга.

Именно за это качество и любил Зою Константиновну Кузнецов. Любить, да будет вам известно, можно по-разному. Вероятно, этим обстоятельством и объясняется чрезмерное любопытство обывателя к теме любви. Казалось, что нового? Он и она, как вариант — зловещий треугольник. Однако тут и зарыт тот самый камень познания, когда через отношения проявляются чувства и какие…

Конечно, Александр Николаевич свою супругу любил, он и на секундочку бы не задумался, если бы поступил соответствующий вопрос. Но любовь у Кузнецова носила индивидуальный характер, со множеством оттенков, часто непонятных для постороннего наблюдателя. Естественно, никто не собирался за Кузнецовым наблюдать и тем более вторгаться в интимную область его существования — заглядывать, например, в спальню. Плотские утехи, скажут умудренные жизнью люди, это и вовсе не любовь. Занимаются же ими без любви? Любовь в истинном значении нечто большее, что невозможно передать камерой, каким бы искусным не был оператор. Любовь может себя проявлять невероятной гаммой чувств и поступков, даже полным их отсутствием! Всем известна ревность, являющаяся по сути своей проявлением любви, как и ненависть к вчерашнему объекту обожания. И каждая новая любовь, что вспыхивает в воспаленном сердце, по-своему уникальна и неповторима.